Для старого тролля темнота была прозрачной, как для человека светлый день, и он без труда заметил застывшую возле валуна человеческую фигуру. И каменный голос полуразборчиво загудел:

Кто не спит?

Кто стоит?

Кто зовет?

Открой рот!

Тролль из Дымной горы почему-то никогда не говорил обыкновенно, а все норовил складывать стихи. Понятное дело, у него и получалось по-троллиному.

– Это я, твой сосед, кузнец из усадьбы, – спокойно и даже дружелюбно ответил Стуре-Одд. Он никогда не называл своего имени: тролль не замечал быстротечной смены людских поколений и был уверен, что раз за разом с ним говорит все тот же человек – тот же, что несколько веков назад впервые построил себе дом рядом с его каменным обиталищем. – Понравилась ли тебе моя свинина?

Вместо ответа тролль зачавкал и облизнулся длинным темным языком. Любой окаменел бы от ужаса при таких звуках, но кузнец понимал, что тролль вовсе не покушается съесть его самого, а лишь выражает свое одобрение съеденному угощению.

– Ты получишь еще хоть три таких свиньи, так что хватит и твоему семейству, и всей родне, – продолжал Стуре-Одд. – А в придачу я хочу предложить тебе забавную работу. Что ты скажешь насчет того, чтобы одурачить твоих соплеменников с Квиттинга?

Жалкое племя,

Потомки тюленя,

Глупы, как белки,

Тощие, мелкие,

– отозвался тролль, и даже в его каменном голосе легко было расслышать презрение.

Стуре-Одд удовлетворенно кивнул.

– У меня есть немножко железа, которое выплавили квиттингские тролли. Они научили его убивать наших людей, – продолжал он. – Хорошо бы, если бы у нас нашелся могучий и сведущий тролль, который смог бы выковать из железа мечи против квиттов. Чтобы железо забыло, чему его учили раньше, и научилось убивать квиттов. Это задача трудная. Не всякий тролль справится. Только такой умелый кузнец, как ты. И тогда наши люди подарят тебе еще сколько хочешь свинины, и твои дочки станут самыми упитанными и красивыми троллихами. Нравится тебе это?

Тролль ответил не сразу. Он несколько раз обернулся вокруг себя, бормоча что-то неразборчивое себе под нос. Потом он остановился и три раза торжественно топнул о камень.

Сколько ночей —

Столько свиней

Пусть мне несут —

Вот плата за труд!

– промычал он, и Стуре-Одд усмехнулся в темноте. Тролль ответил хорошо, и даже стих на этот раз получился несколько лучше обычного. И все останутся довольны. Хороший меч стоит четыре с половиной или пять эйриров серебром, а свинья – пеннингов сорок пять, то есть в десять раз дешевле. Это если бы тролль ковал за ночь всего один меч, но нечего и сомневаться, что он справится гораздо быстрее.

Каждую ночь

Поесть я не прочь.

Пусть люди идут

И мясо несут!

– опять запел тролль, воодушевленный собственным успехом, —

Буду я ждать,

Железо ковать.

Иди поскорей,

Готовь мне свиней!

– Завтра все будет —

Вот рады-то люди!

– в лад ему ответил Стуре-Одд и пошел прочь, смеясь над собой и своим неуклюжим стихом. Тролль добродушно загрохотал ему вслед: живя в своей горе, он полагал, что в искусстве складывать стихи, как и в искусстве ковать железо, ему нет равного во всех девяти мирах*. И Стуре-Одд ничуть не возражал, чтобы у его соседа было столь приятное мнение о себе. Отчего же не порадоваться, если никому от этого не плохо?

Следующим вечером «дикое железо» перевезли к Дымной горе. Чуть ли не все население Аскефьорда провожало волокуши, но постепенно, по мере приближения к горе, робкие отставали, оставались на тропинке обсуждать между собой чудесные дела, и до самой пещеры дошли с кузнецом только хирдманы, грузившие железо. Крицы сложили возле пещеры, а возле кучи положили жареную свинью.

Стемнело, и с приходом ночи тролль в своей подземной кузнице принялся за работу. Возле Дымной горы к тому времени не осталось ни единого человека. Но любой, кто вышел бы во двор и глянул в ее сторону, легко различил бы в непроглядной зимней ночи ее вершину: над ней гудел столб яркого багрового пламени. Багровое сияние сожгло бледный лунный свет, и даже сама луна спряталась в тучи от страха. Ослепительные искры целыми каскадами разлетались над вершиной, как брызги источника, летели по ночному небу, играя на лету отблесками красного, рыжего, белого, синего пламени, сыпались на лес и гасли в мокром снегу.

Воздух гудел, по нему бежали ощутимые волны от содрогания горы, слышались размеренные удары, подземный гул. В подземной пещере, полной отблесков багрового огня из горна, старый тролль держал на каменной наковальне раскаленный до белого блеска огромный кусок железа, держал огромной рукой, безо всяких клещей, бил по нему каменным кулаком, заменяющим молот, и увлеченно пел:

Тролли копали

Кровь великанов,

Тролли сплетали

Заклятья железа.

Тролли твердили

Злые обеты,

Тролли калили

Злобою горны.

Тролли чертили

Коварные руны.

Стучи, моя сила,

Дроби чары троллей,

Забудет железо,

Что вплавлено в кровь.

Забудет о злобе,

Забудет о мести,

И будет послушно

Рукам во-ро-гов!

Хо-хо-хо!

И тролль притоптывал возле наковальни, размашисто колотя по железу, иногда попадая по своим каменным пальцам и не замечая этого. Он бил и разбивал невидимые чары, распрямлял закрученные заклятья, изменял дух железа, как простой человеческий молот изменил бы его очертания. Чудовищный кузнец хохотал от радости, и хохот его гремел, как каменная лавина в горах; его выпученный глаз ослепительно блестел теми же багровыми, рыжими, белыми, синими отблесками, длинный язык высовывался из пасти и слизывал брызги окалины со щек цвета темного кремня. И кусок железа под его кулаком послушно видоизменялся, распластывался, вытягивался, становился похожим на змею с тонким длинным телом и острой головкой. Рождался меч тролля. Разноцветные искры перебегали по багровому телу клинка, точно он прямо с наковальни рвался в бой.

Дымная гора содрогалась, испуская ослепительные облака пламенных искр, и столб багрового пламени над ее вершиной казался клинком, что пронзит и спалит небеса. Увлекаясь, тролль стучал своим кулаком-молотом все сильнее и громче, теперь его удары и дикие отзвуки песни-заклятья были слышны по всему фьорду. Здесь и там люди просыпались, с изумлением и ужасом чувствуя, как сама земля содрогается под их домами, как дрожит и пригибается пламя в очагах. Робкие заворачивались с головой в одеяло, смелые накидывали одежду и выбегали во двор, с криками показывали друг другу багровое пламя в небе над вершиной фьорда. Казалось, пламя будет расти и расти, достанет до неба, потечет по склонам горы, затопит Аскефьорд, сжигая все на своем пути, сметая леса, обращая дома в пламенеющие звезды, высушит морскую воду, и обнаженное ложе фьорда покроется горьким дымным паром… «Пар всюду пышет, и жизни питатель, лижет все небо жгучий огонь…» [9]Даже Стуре-Одд невольно держался за свои костяные руны, тревожась, не зря ли замешал тролля в человеческие дела. С этой дикой силой всегда так: призвать ее нелегко, но куда легче, чем укротить потом.