Баглай прервал ее, велел ложиться, склонился над столом, ощупал закаменевшие мышцы у основания шеи, надавил. Старуха охнула.

– Болит? Потерпите, мамаша… Расслабьтесь… спину не напрягайте… вот так… И лучше вам помолчать. В Сербии – свои беды, у нас – свои… А персонально у вас – сколиоз. Такая штука и президентов не милует. В бункер от нее не спрячешься…

Он смолк, но пальцы привычно занимались делом, надавливали и поглаживали, вытягивали и пощипывали, терли и разминали, танцуя по дряблой коже, среди бугров и расселин, пропаханных неумолимым временем. Но в этот раз работа не успокаивала, а лишь приводила его в раздражение – все большее, по мере того, как пациент сменялся пациентом, старуха – стариком. Хмурое утро угасло, пришел такой же хмурый день, серый свет лениво сочился сквозь окно, и Баглаю казалось, что он уже целую вечность массирует чью-то необозримую спину, вязкую, словно болото, с хребтом позвоночника, делившим надвое бледную зыбкую топь. Однако и тут случались находки: смещение дисков, межпозвонковые разрастания и грыжи, деструкция костей, потеря иннервации – иными словами, нечувствительность в пальцах ног, а то и по всей ступне. Таким пациентам Баглай предписывал мануальную терапию, ванны и электропунктуру, благо прибор для этого имелся, уникальный прибор, раздобытый Мослом в Израиле.

Откуда он деньги берет?.. – крутилось у Баглая в голове, пока он разминал чужую поясницу. Откуда? Дом, где помещалась «Диана», был недешев, но ходили слухи, что Виктору Петровичу он достался за пустяк – наворожил какой-то родич, то ли из мэрии, то ли из депутатов-законодателей. Но оборудовать центр и раскрутить его стоило солидных средств, происхождение которых было тайной за семью печатями. Во всяком случае, Мосол, доцент какого-то там института, серьезных капиталов не имел, не полагались в советское время доцентам такие деньги. Не имел, однако приподнялся… Поговаривали, что на импорте приборов и лекарств и на комиссионных от поставщиков, но Баглаю в это не верилось. Никак не верилось! Комиссионные – тысячи, может, десятки тысяч, а в центр угроханы миллионы – конечно, не рублей… Теперь «Диана» была доходным предприятием, но ее владелец, вполне вероятно, был не так уж богат и отдавал все заработанное кредиторам. Или рассчитывался с ними иначе, а как – оставалось лишь гадать да чесать в затылке.

Богат он или не богат, а денег на баб не жалеет, размышлял Баглай, вспоминая о конвертике, врученном Вике. Пухлый был конверт, солидный… Интересно, сколько в нем?.. Больше, чем берет Ядвига, или меньше? Эта проблема весьма занимала Баглая, так как касалась не хрусталя, не картин и нефритовых ваз, а рынка иных товаров, где цены падали и поднимались скорее по прихоти продавца, и только в редких случаях – по воле покупателя. То, за что Мосолов платил, ему, Баглаю, предлагалось даром, но это не значило, что Вика Лесневская стоит дешевле Сашеньки, Татьяны, Милочки или любой другой из ядвигиных девиц. Дороже стоил сам Баглай, много дороже Мосла, и от того ему предоставляли выбор: платить или попользоваться бесплатно.

И все-таки – сколько было в том конверте?.. И как исчислен гонорар – за разовую или многократные услуги?..

В седьмом часу Баглай переоделся, сложил в саквояжик баночки с мазями и маслами, запер кабинет, спустился вниз и вышел на улицу. Следом за ним – легка на помине! – выпорхнула Вика. Волосы распущены, замшевый кожушок до колен, сапожки на высоких каблуках, шарф, сколотый у плеча агатовой брошью…

– Подвезти, Баглайчик?

Схватив за руку, она потащила его с проспекта во двор, к автостоянке и к новеньким «жигулям». Восьмая модель, редкий цвет, асфальтный, машинально отметил Баглай и облизнул губы.

– Откуда тачка?

– Оттуда… – Стоя у дверцы, Вика возилась с ключами. – От спонсора-поклонника. Очень-очень солидного и щедрого… Знаешь, как это бывает? Виктория, вы потрясающая женщина… просто шикарная… я о такой всю жизнь мечтал, лет пятьдесят с хорошим гаком… В общем, долгий-предолгий срок… И больше мечтать не хочу и не желаю томиться при стерве-супруге, хочу иметь! Чем я хуже президентов и генеральных прокуроров? Ничем! – Она скорчила забавную гримаску. – А дальше он падает в ножки, подносит цветы и слезы льет, ну, а Виктория спонсора утешает по доброте душевной: не томись, дорогой, не страдай, будут колеса, будет тебе и женщина… Самая шикарная… – Вика нырнула в салон, похлопала ладошкой по сиденью. – Залезай, Баглайчик! Куда поедем, ко мне или к тебе?

– Я в «жигулях» не езжу, тесноваты мне «жигули», – вымолвил Баглай. – Вот когда спонсор на «БМВ» разорится, тогда и потолкуем. А может, я сам тебе подарю… Если отработаешь.

Губы Виктории дрогнули.

– Отработаю, – с прищуром откликнулась она. – А может, спонсору скажу: есть тут один идиот, «БМВ» предлагает… Сказать?

– Стоит ли? Случится со спонсором удар, не будет ни тачки, ни спонсора… И что тогда?

– Другого найдем, – сказала Вика. – Свет велик, и в нем хватает и спонсоров, и идиотов. Ну, ты садишься или нет?

Пожав плечами, Баглай отвернулся и пошел к проспекту, ловить такси. За спиной раздался гул мотора, шорох шин по влажному асфальту, «жигуленок» скользнул мимо него, коротко и насмешливо рявкнув клаксоном, и серой тенью растворился в потоке машин.

Настроение было – хуже некуда. Мрачный день, унылая очередь пациентов, бесконечные разговоры о войне и о бомбежках, о беженцах и первых трупах, об обстоятельствах и вещах, до коих ему, Баглаю, дела не было – и все же эта гнетущая атмосфера раздражала и вселяла чувство неуверенности, незащищенности и хрупкости, словно напоминая, что есть события, которыми он управлять не в силах. Стычка с Викой добавила каплю к его раздражению, еще не переполнив сосуд, но обозначив уровень жидкости вровень с краем. Невольно он подумал, что ядвигиным девушкам полагается триста баксов за ночь, а Вику, как ни крути, оценили дороже, намного дороже, хотя оплачен ей не один-единственный сеанс, а целый курс лечебных процедур.

Он не испытывал ревности, не строил планов как отобрать ее у Мосла, и все же, все же… Все же казалось, что нечто у него отняли, не столь дорогое, как ваза эпохи Мин или картина Гварди, однако принадлежавшее ему.

Разорился старый хрыч на тачку, злобно подумал он о Мосле, потом, припомнив, куда направляется, решил, что нервничать по пустякам не стоит. Тачка – всего лишь тачка, один из многих способов приобрести благосклонность женщин, но существуют варианты и получше. Камешки, например… За дюжину черешинских камней он мог бы купить гарем с тремя «кадиллаками» впридачу… или два гарема, или три, если выбрать камешки с умом…

На миг блеск изумрудов ослепил его, и мысль о них согрела сердце.

– Что-то ты нынче невесел, бойе, – стащив халат, Черешин зябко поежился и лег на диванчик, подставив худую спину.

– День такой. Тяжелый день, – пробормотал Баглай, начиная мерными круговыми движениями втирать мазь в черешинскую шею. То был секретный целебный состав, приготовлять который он научился у Тагарова, тибетского монаха, в бытность свою в ашраме: конопляное масло, смола ватика, медвежий жир и тигриная желчь. С последним компонентом было непросто, его привозили из Маньчжурии и только для своих, а в этот круг Баглай не попадал, хоть занимался у Тагарова не меньше года. Приходилось хитрить, выпрашивать, сулить большие деньги, зато эффект был налицо: неведомым волшебным образом мазь стимулировала кровоток, снимала ломоту в костях и боль от застарелых ран. Но применять ее полагалось в точной и небольшой дозировке, ибо излишек был не целителен, а вреден, особенно для пожилых людей.