Если бы им стало известно, что я курю травку или угоняю машины, они бы просто пожали плечами: девочка ищет себя.

Они очень мало знали обо мне, никогда не пытаясь узнать как личность, и единственный комплимент, которого я от них удостаивалась, касался моей внешности.

Единственным лучом света в моем детстве был дядя Дэвид, старший брат матери. Он был абсолютно другим и не одобрял стиль воспитания моих родителей. Я слышала, как он пытался поговорить об этом с матерью, но она в ответ сказала лишь, что они с отцом не пускают отрицательные эмоции в дом. Я знала, что они с отцом доводят моего дядю до бешенства, однако он продолжал приезжать, когда мог, чтобы проведать меня.

Он даже присылал мне деньги, когда я училась в школа искусств и дизайна в Саванне. Благодаря дяде Дэвиду и учившимся в нескольких часах езды в Университете Джорджии Нику и Джем студенческие годы стали самыми счастливыми в моей жизни. Однако через год после окончания колледжа, когда меня уговорили вернуться в Феникс, два человека, которым я доверяла больше всех, предали меня, разбив мое сердце. И тогда дядя Дэвид был единственным, кто помог мне собрать себя по кусочкам. Он настоял на том, чтобы я переехала в Бостон и пожила с ним и его женой, пока не встану на ноги. Я работала тогда стажером в фирме по дизайну интерьеров и надеялась найти работу получше в другой компании. Мой дядя был успешным бухгалтером, и я уговорила его разрешить мне переделать его офис, чтобы добавить эту работу в мое маленькое портфолио. Однако Стелла Ларсон во время очередного посещения дяди заметила перемены в убранстве офиса и стала расспрашивать. И мой добрый, отзывчивый дядя Дэвид расписал мои таланты такими красками, что Стелла захотела со мной встретиться. С тех пор уже седьмой год мы работаем вместе.

Это был не единственный случай, когда дядя Дэвид помог мне. Именно благодаря его протекции Харпер получила работу в «Кентербери». Джейсон Лютон был не просто клиентом, но и другом дяди, и по моей просьбе он убедил Джейсона взять Харпер учеником повара, когда ей было только девятнадцать.

Будучи пенсионером, дядя Дэвид работал неполный день и жил в прекрасном доме в Гайд-Парке[28], но его нечасто можно было там застать, так как его жена очень любила путешествовать. Однако он связывался со мной при каждом удобном случае. И знаю, что беспокоился за меня, услышав новость о смерти Джем.

— Я — хорошо, — сказала я в трубку, проходя мимо комнаты Стеллы и помахав ей рукой. Она подняла голову от монитора компьютера и помахала в ответ.

Моя комната была точно такой, какой я ее оставила, — чистой и незапятнанной. Папки аккуратно разложены по местам. Обычно тут все не так выглядит. Это единственное место, принадлежащее мне, которое не всегда в идеальном порядке: тут и там разбросаны эскизы, чертежи, фотографии, лоскуты тканей, бумажки…

— Я просто очень рада, что вернулась домой, — сказала я дяде.

— Я бы к тебе заглянул, но мы сейчас в Нью-Йорке. Когда вернусь, давай поужинаем вместе?

— Давай, буду рада.

— Как поживает моя сестра? — спросил он почти неохотно.

— Как обычно.

Он хмыкнул:

— Ладно, беги работай. И звони, если тебе что-то понадобится.

— Хорошо. Люблю тебя.

— И я тебя люблю, дорогая.

Я отключилась и плюхнулась в рабочее кресло, оглядывая комнату и готовясь к работе. Сначала кофе. Оставив сумочку и телефон на столе, я пошла в приемную к нашей чудесной кофемашине, такой навороченной, что мне потребовалось несколько месяцев, чтобы научиться ею пользоваться.

— С возвращением!

Я обернулась и увидела Стеллу, которая стояла, прислонившись плечом к дверному косяку, со скрещенными на груди руками. На ней была белая блузка с пышными рукавами, заправленная в розовато-серую юбку-карандаш. На ногах — светло-бежевые лакированные лабутены. Признаю, что, возможно, частично смоделировала свой стиль с ее, потому что она была, на мой взгляд, просто высший класс.

Ее темно-каштановые волосы были пострижены в короткое четкое каре, так что две блестящие пряди а-ля «ласточкино крыло» закруглялись на подбородке. Она имела привычку заправлять левую прядь за ухо, открывая крупный бриллиантовый гвоздик в мочке. Сейчас в ее темных глазах светилась озабоченность.

— Я в порядке, — сказала я, не дожидаясь вопроса.

— Тебе надо было сегодня взять выходной.

— И чему бы это помогло? — я подошла к ней с чашкой кофе в руке. — Что мне нужно, так это вернуться в нормальную жизнь. У меня накопилась куча работы. И ты, как мой босс, должна меня всячески понукать.

Стелла фыркнула:

— Хотелось бы верить, что, помимо того, что я босс, я человек.

Я засмеялась, и мы пошли в мою комнату:

— Ты аномалия среди себе подобных.

— Если уж ты не приняла мое предложение взять выходной… Может, я могу еще чем-то помочь? — она указала рукой на мой рабочий стол. — Под этим я подразумеваю передать часть твоей работы Гейбу.

Как наш самый молодой и неопытный сотрудник, Гейб вел только по одному проекту за раз и технически был более свободным, чем я, Стелла или Пол, наш второй старший дизайнер.

— Я правда в порядке. И кроме того, ты знаешь, что я никогда не отдам и части своей работы кому-то еще. Сама эта мысль сжимает мне сердце, — пошутила я.

Но это была правда. Я настолько любила сама все контролировать, что это иногда выходило за рамки. Но такой уж я была.

— Хорошо, — Стелла поверила мне. — Однако мне нужно знать, в состоянии ли ты справиться с работой. Спрашиваю это не только из доброты душевной. Мы не можем допустить промахов в твоих текущих проектах: оба клиента — наши постоянные заказчики.

— Я знаю. И я в состоянии, — заверила я ее.

На этом Стелла оставила меня, а я включила компьютер и занялась разгребанием почтовых сообщений.

Патрис Данби, сорокавосьмилетняя дочь нефтяного барона и жена влиятельного адвоката, на протяжении уже шести лет пользовалась услугами Стеллы. Почти каждые полгода она заказывала нам проекты — для себя или в благотворительных целях. Мы уже отделывали для нее помещения в больницах, домах престарелых, бесплатных клиниках, а однажды даже в благотворительной ветеринарной лечебнице. Мне нравилась Патрис. Она не была похожа на тех скучающих жен богачей, которые занимаются благотворительностью, потому что изнывают от безделья. Она была истинным филантропом, и хотя некоторые считали, что глупо тратить столько сил на украшение помещения, Патрис искренне верила в магию красоты. Она верила, что гармонично организованное пространство помогает исцелить или хотя бы облегчить страдания живым существам. И Стелла была более чем счастлива поддержать ее в этом.

Последние три года Патрис работала исключительно со мной, так как ей понравилось иметь со мной дело после проекта дома престарелых.