«Дядя Костя» – Константин Ефимович Довгер из Клесова подтвердил, что полицаи ожидают скорого приезда ОУНовцев.

– Выдвигаемся! – сказал Судоплатов, снимая наушники. – В Клесово.

* * *

Румыны весьма рьяно взялись за укрепление немецких тылов, поэтому командующий 1-й партизанской армией счел своим долгом показать «мамалыжникам», кто в доме хозяин.

К тому же Судоплатова раздражало одно обстоятельство – румынская матчасть была устаревшей, поэтому желания «трофеить» ее было мало.

Уже на второй день после того, как части 4-й армии разместились в Ровно, в Сарнах и прочих гарнизонах, корпусный генерал Константинеску-Клапс взялся за демонстрации силы – раза два над Цуманскими лесами пролетали истребители ИАР-80, склепанные на заводе в Брашове. Самолеты были так себе, на передовой им делать нечего, а для обеспечения надежного тыла – в самый раз.

Вероятно, так считал сам Константинеску. Судоплатов думал иначе. Когда батарея зениток «ахт-ахт» сбила семь ИАР-80, а звено краснозвездных «мессеров» доконало остальные три, корпусный генерал сильно обиделся на партизан. Поэтому, видно, и пообещал всяческую поддержку ОУНовцам, которых презирал, как всяких предателей. Но, как говорится, враг моего врага – мой друг.

Прикрывая поход, Павел отослал два танковых взвода по направлению на Луцк. Они были приманкой.

Шестерка бомбардировщиков «Потэз-63» Румынских Королевских ВВС снялась с аэродрома в Ровно и направилась бомбить «обнаглевших партизан». На подлете их перехватили «Мессершмитты».

«Потэзы» не стали геройствовать – сбросив бомбы в поля и болота, они развернулись на восток. Развернулось три «Потэза», поскольку другая половина отряда уже горела на земле. Вскоре пылало уже шесть костров.

Ну, пока одни летчики давали жизни другим летчикам, партизанская колонна приближалась к Клесово. Эфир был забит румынскими и немецкими скороговорками – вопили в Ровно, ругались в Луцке, и никто не заметил продвижения группы Судоплатова.

Медведев ворчал на комиссара, не одобряя рискованное мероприятие, но сам Павел не считал свою затею такой уж опасной.

Погибнуть можно было и оставаясь в урочище Лопатень. А ну как бомбовозы нечаянно вывалят свой груз над «столицей» Захидного края?

В колонне не было танков, только бронеавтомобили «Шревер» и «Панар», «Ганомаги» да рабочие лошадки вермахта – грузовики «Опель-Блиц».

Судоплатов взял с собой сто пятьдесят бойцов, все в немецкой форме, сплошь пулеметчики да автоматчики. Парочка «Опелей» везла на прицепе противотанковые орудия. Так, на всякий случай.

Получилась большая мобильная группа.

Подъезжая, Павел связался с «Дядей Костей».

– «Андрей» на связи. Что нового?

– Приехали… эти! Вот, сижу на чердаке, наблюдаю. Пока не безобразничают. Собрались у бывшего сельсовета, пьют. Похоже, скоро начнется! Румыны не показываются, эти и наглеют. Немцы бы сразу укорот сделали, а «мамалыжники», как та мамалыга – размазня сплошная…

Уговорившись, куда и как подъезжать, Судоплатов объявил конец связи.

Клесово стояло на железной дороге между станциями Сарны и Олевск, среди лесов и болот – самые партизанские места! А к северу тянулись топи и дебри белорусского Полесья.

Мобильная группа подъезжала с юга, от деревни Виры.

Станция Клесово была невелика, и румынский гарнизон, стоявший здесь, сильно обрадовался проезду «немцев» – неуютно было «мамалыжникам». Южане так и тянулись во фрунт, когда Судоплатов в форме оберштурмбаннфюрера СС небрежно «зиговал» из кабины «Ганомага».

Само село размещалось за железной дорогой, туда вел проселок.

– Красиво здесь, – оценил водитель. – Сосны, смолой пахнет… Красотень!

Павел кивнул.

– Красотень. Значит, так… Сбавь немного скорость, мы вроде как не спешим. Едешь, не останавливаясь, до самого сельсовета. Марина!

– Я здесь!

– Группа Мухи останавливается на околице. В село всех впускать, никого не выпускать. У группы Творогова такое же задание – перекрыть проезд с северной стороны, к Томашгороду. Группа Ермакова шерстит улицы – всех бандеровцев гоним к сельсовету. Остальные со мной. Начали!

Каменные дома и беленые хатки выстраивались вдоль двух или трех улиц, так что капитану Ермакову работы выпало немного.

К зданию сельсовета подъехала пара «Ганомагов», «Шревер» и «Опель», из кузова которого тотчас стали выпрыгивать бойцы в форме СС, спокойные и молчаливые.

А бандеровцы, по всему видать, уже «разогрелись» – из окон сельсовета неслась пьяная брань и гогот, там вовсю щелкали рюмками и звякали стаканами.

На посту у входа стояли, покачиваясь, два полицая с повязками на рукавах, глотали мутный самогон и закусывали хрусткой капустой из миски. Увидав немцев, они выпучили глаза и застыли по стойке смирно, лишь челюсти продолжали перемалывать закуску.

На небольшую площадь, вернее, даже площадку перед сельсоветом, где ныне размещалась комендатура, уже выходили, похохатывая, бандеровцы. Расхристанные, оживленные, они вели перед собою четырех человек, здорово избитых и связанных. Еще двое молодцев волокли упиравшихся девушек лет пятнадцати, да как бы не меньше. Эти брыкались и визжали, но их упорно тащили, причем без рукоприкладства, чтобы внешний вид не попортить.

Немало принявшие самогону, ОУНовцы далеко не сразу приметили «слонов».

Судоплатов вышел и остановился, расставив ноги и заведя руки за спину, теребя стек. Он смотрел на бандеровцев со скучающим видом, и до тех не сразу, но стало доходить – хозяева пожаловали.

Полицаи и вовсе едва капустой не подавились. Никогда бы им – людям второго сорта – и в голову не пришло жрать на крыльце комендатуры. Погнали бы их отсюда пинками да прикладами – знай свое место. А с румынами – «прокатило».

Судоплатов освободил одну руку и жестом показал Трошкину – заходи этим со спины. Пятеро «эсэсовцев» подбежали трусцой, выстроившись за бандеровцами.

Схваченные ОУНовцами селяне не знали, радоваться ли им неожиданному вмешательству немцев.

Не глядя на них, Павел поманил к себе одного из тех, кто волок девчонок. Коротко стриженный парубок, но с чубом, в старой немецкой форме, приблизился.

– Кто ты есть? – спросил Судоплатов, немного искажая русскую речь. – Имя? Фамилия?

– Так… это, пан офицер, – замычал парниша. – Грицько я, Рудак. Ага.

– И куда вы ведете этих милых фройляйн?

– Га? Так… это… На допрос!

Небрежным, но сильным движением Павел стегнул Грицько стеком по морде, рассекая щеку. Тот захныкал, сжимаясь и поводя плечом.

– Клаус!

Тот выскочил, всем видом изображая образец дисциплины.

– Этих – в машину, – сказал Судоплатов на корявом немецком, указывая на задержанных селян, – и фройляйн. Этих, – стек уткнулся в направлении растерянных бандеровцев, – связать.