К вечеру группа выбралась к болоту. Буквально на ощупь, пробуя ногой трясину, вышли на подобие полуострова – к небольшой возвышенности, поросшей соснами, с трех сторон окруженной топью. «Сухой» перешеек Гросс перетянул растяжками – если враг попрет сдуру, то включит «будильник».

– Огня не разжигаем, – сказал Судоплатов, со стоном валясь на траву, – но костерок разведем. Такой, который американцы называют индейским, – его прячут в яме, и он до того маленький, что может спрятаться под шляпой. Микола, займись. Хоть кипяточку попьем…

– Та я тута ягодок нарвав, – прогудел Приходько. – Листиков смородиновых та с малины. Чай, не чай, а все ж…

– А у меня сахарин есть, – робко вставила Марина.

– А с меня коньячок, – прокряхтел Павел, снимая с пояса маленькую плоскую фляжку. – Французский, трофейный.

– Городски-ие… – добродушно протянул Трошкин, выкладывая сухпай.

Шереметев с Ермаковым ухмыльнулись и достали из «сидоров» банки тушенки. Тоже трофейной – австралийской.

– Молодцы, – одобрил Судоплатов. – Одну банку оставьте, остальное спрячьте. Микола?

– Щас я…

Приходько скрутил из бересты подобие кулька и набрал в него воды из своей фляги. Осторожно пристроил рукодельный сосуд к крошечному костру – пока огонь не поднимался выше уровня воды, береста не загоралась, жидкость отбирала тепло.

Незаметно стемнело, и близкий лес словно отдалился, растворяясь в полумраке.

С приближением ночи не слишком далекая стрельба стихла, бой угас, да и был ли он?

Павел поморщился. Он был в полном неведении.

Что произошло? Сколько врагов преследует его товарищей? Трошкин уверяет, что против них выставлено не менее двух батальонов, – уж больно широкий охват. А что сталось с остальной колонной? Машины – ладно, а сколько погибло людей? И сколько таких, как их семерка, продолжающих сражаться?

– Курить, как я понимаю, нельзя, – тихонько сказал Трошкин.

– Нельзя, Жека. Если эти выслали разведку, запах дыма учуят. Да и сам небось тренировался, стрелял на огонек. М-м?

– Ну, да… Вот же ж попали… Я-то, балда этакая, думал, впереди один Шухевич, и мы его – раз, два! – и в дамки. А хрен там… Ох, не нравится мне это…

– Ты прямо как особист, – усмехнулся Судоплатов. – Измену чуешь?

Он не видел, но ощутил, что майор кивнул.

– Чую, – буркнул Трошкин. – И не удивляюсь. Слишком много нас стало, поневоле проверяешь всех наскоро, вот какая-нибудь тварь и пролазит. Вроде того же Тараса. Засел, гаденыш, и стучит немцам, постукивает… А те румын науськали. Уж как-то быстро у них все получилось – напали с обеих сторон! Именно что напали, это не было случайным столкновением! Да и не могло быть. Румыны никогда бы не осмелились нападать на немецкую колонну, обязательно бы проверили, кто да что. А тут – с ходу! Не-ет, как хотите, товарищ комиссар, а дело тут нечисто.

Судоплатов кивнул.

– Перебросить сюда за ночь батальон по железной дороге не сложно. Мне и самому не верится, будто румыны оказались здесь случайно. Наша разведка донесла, что в этих местах объявятся бандеровцы, а Сигуранца или абвер унюхали наш след.

– И устроили нам торжественную встречу! – заключил Трошкин. – Похоже… Тогда, выходит, дела еще хуже. И гаже. Утечка произошла не в Клесово, а еще в Цуманских лесах!

– А «дядя Костя», по-твоему, расколоться не мог? Ты, кстати, не заглядывал к нему?

– Н-нет… Черт… Может, и он. Да ведь верный товарищ!

– Женя, у «дяди Кости» дети и внуки. И если агент той же сигуранцы приставит дуло пистолета к головёшке внучонка… Сдюжит ли дед? Нет, я его не осуждаю. Просто понимаю.

– Может, и так…

– Ладно, Жень, давай ложиться. Перин не обещаю, но мох мягкий, вроде…

На единственную плащ-палатку уложили Марину. Во сне она подкатилась к Павлу, чему тот не препятствовал…

…С утра было сыро, зябко и противно. Туман стелился над болотом, а где-то в лесу, то далеко, то пугающе близко уже звучали голоса.

– Подъем… – скомандовал Судоплатов.

На утренний туалет и завтрак времени уже не хватало – погоня ставила свои условия.

Павел омыл лицо из бочажка, встряхнулся и молча пошагал между лесом и топью, где только хилые елки и росли. Товарищи двинулись следом.

Настроение у Судоплатова было препоганейшее. Хорошо, хоть «Шмайссер» на плече, и три полных магазина в разгрузке…

Раздражение было таково, что Павлу даже хотелось встретиться с врагом, чтобы пострелять от пуза…

Услышав не отдаленный, а близкий звук удара металла о металл, он насторожился, вскидывая руку в предостерегающем жесте. Белесая пелена скрывала окружающее, холодные волны тумана плавно проседали и вздымались, редея. Внезапно задул свежий ветерок, и бледную кисею снесло, открывая кусты тальника – и шалаш, возле которого испуганно присели два парня лет шестнадцати на вид.

Оба белобрысые, они испуганно таращились на «немцев», сжимая оружие – карабин «маузер» и трехлинейку.

– Стой! – сипло выдохнул один из пацанов. – То есть… это… Хальт! Хенде хох!

– Не кричи, – буркнул Судоплатов. – И опусти ствол, а то я с утра злой и нервный. Ну?!

Пацаны дрогнули.

– А вы… кто? – промямлил парень с «маузером».

– Дед Пыхто. – Подумав, Павел представился: – Комиссар госбезопасности 3-го ранга. А ты кто?

– Так вы наши?

– Да откуда ж я знаю? Ты мне пока не представился.

– Я – Коля. Николай Ефимов. А он – Васька. Выше меня вымахал, а сам на три года младше.

– На два с половиной! – обиженно поправил Вася.

– Ладно, – прервал дискуссию Судоплатов, – не знаю, как вам, а нам пора. Пошли, по дороге поговорим.

– А вы куда? Нам не туда, мы через болото.

– Через болото? Вы знаете дорогу?

– Ну да. Мы всегда так ходим.

– Проведете нас?

– Так это за вами гонятся?

– За нами, Вась.

– А мы от них так долго прятались, что к болоту только затемно вышли. Только ночью по болоту не пройти, утопнешь. Пришлось утра дожидаться.

– Болтаешь много, – осадил Коля младшенького. – Пошли.

Оба проводника двинулись вперед, ориентируясь по одним им ведомым приметам. Семерка зашагала по их следам.

Добравшись до небольшого «островка» – холмика посреди топи, – Судоплатов осторожно выглянул между кустов, обозревая в «цейссовский» бинокль опушку леса. Его терпение было вскоре вознаграждено – среди стволов замелькали серые тени, и вот появились бравые солдаты 4-й румынской армии.

Среди «мамалыжников» мелькала старая немецкая форма, в которую обрядили бойцов батальона «Нахтигаль». Войско все выбиралось и выбиралось из чащи.