— Было срочно, — чуть грустно ответил я, останавливаясь возле нужного подъезда.

В углу двора уже вовсю работал экскаватор, загружая землю в самосвал. Ломались под ковшом уцелевшие цветы, хрустела керамика, цеплялась за металл земля… Легонько кольнуло в сердце горечью.

— Не беспокойся, ты все сделал нормально. Насчет бланка я замну. — Успокоил я его, и отключился.

Одновременно пришла смска, что мне звонила сестра. После небольшой заминки оставил телефон, взял подготовленный сверток из бумаг, сложенных пополам, с заднего сидения и направился ко входу в дом. Сам как-нибудь договорюсь.

Внутри подъезда оказалось чисто, пусть и довольно обшарпано — возраст дома немилосердно сказался на металлических перилах, уже лишенных пластиковой накладки, а некачественная покраска разошлась трещинами, свисая со стен. На побелке потолков виднелись следы от баловства спичками, в пролете между первым и вторым этажом кто-то выломал часть дверок у почтовых ящиков. В остальном же — ни мусора с пивными бутылками на лестничных маршах, ни запахов, а телефоны аварийных служб на электрических щитках выведены свежей краской. В общем, ощущение, что за порядком следят — но начали это делать совсем недавно, будто опомнившись, что так жить нельзя.

Нужная мне квартира располагалась на третьем этаже, слева от лестницы — и судя по расположению и типовому проекту дома, являлась двухкомнатной. Новенький дверной звонок находился слева от новенькой же темно-коричневой железной двери со стеклом глазка в верхней половине.

Нажал на звонок и отошел чуть в сторону, чтобы в глазок было видно только плечо и руку.

— Кто там? — Приглушенно, из-за толщины дверей, спросила Ника.

— Вы нас топите! — Стараясь исказить голос, возмутился я.

Сработало — дверь не вышибли со мной вместе из подъезда, а всего лишь немного приоткрыли створку.

— Извините, — на ходу принялась оправдываться Ника. — Может, трубы старые. Я жаловалась, но пока не починили… А, это ты, гад. — Холодно завершила она, глядя на меня.

Одета она была в банный халат, волосы забраны полотенцем. Прищур убийственный.

— Ника, моего там было — только цветы! — С жаром произнес я, протягивая ей сверток.

— Я твоей сестре уже все сказала.

Смысл сказанного, судя по тону, понятен.

— Вот, возьми, — чуть понурился я, отметив, что брать сверток она не собирается.

— Это что? — Хмуро покосилась она.

— Извинения, — неловко ответил.

После чего просто положил рядом с дверью, отошел в сторону лестницы, но задержался на секунду.

— Будет просьба. — Посмотрел я на нее. — На неделю поезжай за город. В университете ничего не скажут.

— Ты смеешь выгонять меня из моего города? — Прошипела Ника.

— Это просьба, — отвернулся я от девушки и чуть ссутулился. — Останешься — так останешься.

После чего спустился с лестницы, особо не прислушиваясь к звукам сверху.

Тем не менее, шелест бумаг — тех самых накладных на цветы, в которых был завернут артефакт, утерянный Никой, — я услышал.

— Зачем мне уезжать? — Произнесли сверху.

Не так, чтобы громко, но тут и расстояния невелики.

— Федор прилетает. Брат. Расстроится. — Односложно ответил я и в пару шагов вышел из подъезда.

На обратном пути ко мне все-таки дозвонилась Тоня. До того уже было десять пропущенных, так что не взять трубку уже было как-то неловко.

Выслушал ряд обвинений, возмущенное пыхтение на два голоса — тут и Катя подключилась, а также нотацию, что так делать нельзя, и все, что мне теперь остается делать, как приличному человеку, это…

— Я ей подарил вещь за три миллиарда.

Или так — неохотно согласились они. Но лучше бы, конечно…

— Я все сказал, — повесил я трубку.

Потому что расскажи им — они тут же включат свою «радиостанцию» и накроют новостью половину страны. Это ж не Федор — он, между прочим, со второго класса хранит секрет, кто установил систему катапультирования с самолета в кресло школьной карусели. Все уже знают, но Федор все равно хранит и загадочно поглядывает на людей.

А артефакт не жалко. Через неделю все равно станет совместно нажитым имуществом.

Понедельник все-таки наступил — и несмотря на некую странность такого наблюдения, был определенный шанс не проснуться по утру, а оказаться сметенным в пыль и песок вместе со зданием. Защита-защитой — в том числе рунный обелиск, вмурованный в фундамент здания — но я как-то не сильно хотел проверять ее эффективность по сравнению с Силой Крови древнего семейства. На фоне таких перспектив, отдать даже очень дорогой артефакт за жизнь и спокойствие — не кажется чрезмерной платой. Да и виноват я, что уж.

В общем, утро вышло хмурым и маятным, а события прошедшего дня никак не хотели забываться или хотя бы выцветать по эмоциональной шкале. Надо будет тем логистам, что толкнули дорогущий товар, прекрасно осознавая, что нужно мне совсем другое, эту самую лишнюю землицу вернуть. Ну и керамику — в виде плиты по индивидуальному дизайну. То, что они там в инвойсе написали, а я неверно понял — дело даже не второе и не третье. Жажда к обогащению редко обходится без последствий — не на рынке поштучно торгуют, должны понимать. Но это перспектива следующей недели, не раньше — для начала надо письмами обменяться, как цивилизованные люди. Конфликт начнется после того, как люди не захотят быть цивилизованными.

В университете все выглядели чуть сонными, но счастливыми после выходных, сытыми львами полуразлегшись на партах и поглядывая в окно аудитории — будто даже с надеждой, что сейчас с небес раздастся голосом вокзального диктора: «Воскресенье. Повторяем, воскресенье». Местами лениво шли разговоры — несмотря на совсем недолгое время общения, люди уже успели узнать имена друг друга, и теперь осторожно знакомились с характерами и интересами соседей. Там, где прекрасно знали, что подсказкой для восстановления пароля может быть девичья фамилия матери или кличка собаки, люди не сильно жаждали открываться и рассказывать о себе, но всерьез интересовались жизнью товарищей. Идеальные собеседники, куда там психологам.

Ника оказалась на своем месте — сидя за книгой в окружении щебетавших подружек. Часть женского коллектива, тихо ненавидящая ее до известия о таланте целителя, отчего-то перешла в лучшие друзья — по крайней мере, по их версии. Сама же Ника просто молча улыбалась, а на попытки втянуть ее в беседу, отнекивалась и вновь возвращалась к чтению открытого перед ней учебника по высшей математике. Учебник был открыт уже на треть.

Значит, не уехала, — констатировал я со вздохом. Но подходить к ней и заводить беседу не стал.

Хотя некая определенность бы не помешала — чего ждать от Ники в период приезда Федора, ее планы, мысли. Может, безопасней развести перед братом руками в аэропорту, повиниться и отправить обратно в Румынию? Во всяком случае, будет не так бедово, как если Еремеева решит мстить на его глазах. Или не мстить, а вести себя, как обычно — не велика разница…