– Надо что-то делать! – крикнула Мэд.

Это было адресовано нам с Гельмутом, но немец безучастно пожал плечами. Его скудный запас упрямства и самообладания давно иссяк, и ждать от него проявления волевых качеств было уже делом безнадежным.

Мэд, не дождавшись от меня конкретных идей, попыталась встать, но Гельмут был слишком неповоротлив, и девушка несильно лягнула его ногой.

– Что ты кряхтишь, будто к полу прирос?! – ядовито произнесла она. – Ноги разогнуть не можешь?

На скамейке им было сидеть менее удобно, чем на полу, потому как они не могли прижаться друг к другу спинами, но все же Мэд на некоторое время успокоилась, скосила глаза и прижалась виском к стеклу иллюминатора. По ее лицу забегали тени от лопастей.

– Что видишь? – спросил я. – Куда летим?

Мэд не сразу ответила. Она смотрела во все стороны, вниз, вверх, хмурилась и что-то неслышно бормотала. Кажется, она не могла сориентироваться.

– Никуда не летим, – наконец ответила она. – Висим на одном месте.

– Солнце в какой стороне? – не показывая своего раздражения, спросил я. Мэд меня неожиданно удивила тем, что плохо ориентировалась с высоты.

Она стала искать солнце, но не нашла.

– Не знаю, где тут твое солнце. Нет тут никакого солнца вообще.

Как я жалел, что не мог дотянуться до иллюминатора! Небольшая скорость вертолета и высота создавали ощущение полной неподвижности, «висения» над горным массивом, что и смутило девушку. Я смог бы разобраться, в каком направлении мы летели, если бы Мэд точно определила стороны света. Через минуту стало ясно, что девушка не нашла светило по той причине, что мы до этого шли курсом прямо на него. Теперь же вертолет плавно накренился на правый борт и вошел в вираж. Солнце вплыло в иллюминаторы левого борта. Мы летели точно на север, в сторону Тырныауза.

С закрытой дверью в пилотскую кабину было спокойнее, и все же я предпочитал знать, как там складываются отношения нашего придурка и пилота.

– Как вы думаешь, Стас, – завел свою песню Гельмут. – Если Клюшкофф будет лететь туда, где хочет быть, он разрешать нам идти, куда мы будем хотеть?

– Вряд ли, – ответил я. – Не для того он тащит нас с cобой, чтобы отпустить сразу, как мы приземлимся.

– А куда он может нас таскать? – пробормотал Гельмут, вздохнул, сел удобнее и с опаской покосился на Мэд.

– Никуда не летим, – повторила девушка. Окно от ее дыхания запотело, и она вообще перестала что-либо видеть.

– Под нами горы или ущелье? – спросил я ее.

– И горы, и ущелье.

Вдруг из-за двери пилотской кабины до нас донесся звук выстрела. Мэд сразу замолчала и испуганно посмотрела на меня. Гельмут заволновался, попытался привстать и сделал внучке больно. Мне показалось, что вертолет качнулся, накренившись сначала на один борт, затем – на другой.

Дверь распахнулась со страшной силой, язычок замка, вырванный вместе с крепежными болтами, шлепнулся на пол. Похоже, что Глушков выбил дверь ногой. Он стоял в проеме, опустив автомат стволом вниз, и держался свободной рукой за переборку. Лицо его, и без того уродливое и страшное, было искажено не то улыбкой, не то страхом.

– Все!! Конец!! – нечеловеческим голосом выкрикнул он, и плечи его стали содрогаться. Он смеялся. – Я его грохнул! Вертолетом управляет мертвец…

Скажу честно: это сначала не кажется страшным. Подумаешь, за управлением нет никого! Вертолет летит, как летел, не падает, двигатель не глохнет. Вроде как едешь на телеге, а извозчик прикемарил – ну и что с того?

Глушков сделал шаг в сторону, и мы увидели пилотскую кабину. Оба кресла были пусты, между ними, на полу, лежало грузное тело командира.

– Он отказался лететь на Приют, – громким шепотом произнес Глушков. Рот его все еще был искажен гримасой, правый глаз широко раскрыт, и в нем я впервые разглядел страх.

Глушков, испугавшись того, что сам сотворил, пришел к нам за помощью. Но мы, оцепенев, молчали.

– Он отказался!! – истерично крикнул он. – Я приказывал, он отказался. Он первым хотел выстрелить в меня из пистолета!

Мы молчали, как судьи перед вынесением вердикта. Мы еще не восприняли весь трагизм случившегося, и нас шокировало скорее необычное поведение Глушкова, чем отсутствие живого пилота на борту. Глушков стал бояться смерти и не скрывал этого.

– Ну что вы вылупились на меня, идиоты! – закричал Глушков, тотчас сорвал голос и зашелся в приступе кашля. – Грохнемся все, – хрипел он, мотая головой из стороны в сторону.

– Идиот ты, – с нескрываемым удовольствием возразил я. – Потому что угробил последнего пилота, который тебя же вез. Полный идиот! Идиот среди идиотов! Чемпион!

– Заткнись! – вымученно выдавил из себя Глушков и попытался припугнуть меня автоматом. Я сплюнул на пол и отвернулся.

– Стас! – сказала Мэд. Она смотрела в иллюминатор, и лицо ее мертвело прямо на глазах. – Мы падаем…

Я не хотел умирать! О, как я не хотел умирать! Дернулся изо всех сил, но веревка выдержала мою агонию.

– Таких кретинов еще поискать надо! – задыхался я от ненависти к Глушкову. – Это каким же надо быть дегенератом…

Уже не обязательно было смотреть в иллюминатор, чтобы понять – мы неслись к земле с большой скоростью. Пол уходил из-под моей задницы, в животе образовалась пустота, и кружилась голова. Глушков уже ничего не соображал. Не в состоянии развязать узлы, он схватил меня в охапку и попытался вырвать из пут.

– Не лежи, гадина!! – орал он. – Вставай, спасай нас!!

– Ты трогал там что-нибудь? – заорал я. – Ты, обезьянья морда, прикасался к каким-нибудь кнопкам? Ты снял вертолет с автопилота?

Глушков, раскрыв рот, вечно наполненный красной слюной, неуверенно покачал головой.

– Мразь, труподел! – изнемогал я, мучительно вспоминая то, чему меня когда-то учили в школе ДОСААФ. – Садись за управление, кретин, там, слева от сиденья, есть рычаг. Плавно потяни его вверх. Если ничего не получится, тогда замаливай грехи, у тебя мало времени осталось.

– Рычаг! – послушно закивал головой Глушков, вскакивая на ноги. – Сейчас все сделаю…

Глушков полез в пилотское кресло. Он суетился, делал массу лишних движений и в конце концов схватился обеими руками за управление. Мой вопль потонул в захлебывающемся рокоте лопастей. Вертолет, словно ретивый конь, вставший на дыбы, задрал нос кверху, в считаные секунды погасив скорость, и, на мгновение замерев, стал сваливаться вниз.

– Это не самолет, дегенерат!! – исступленно орал я, мечтая успеть до гибели освободиться от веревок и надеть помятое ведро на голову Глушкова. – Я какой рычаг сказал потянуть?.. Ручку от себя!!

Глушков окончательно потерял способность воспринимать мои слова.