– Нет, зачем…

– Да-да, хотя б до первого этажа.

Она молча вышла, мы за ней. Напряжение висело в воздухе.

– Ты чем-то расстроена, или мне показалось? – спросил Петя, едва мы оказались за дверью.

– Я… – Ярославна остановилась, повернулась к нам, и я с каким-то недоверием и страхом увидел, что у нее воспалены глаза, – как будто она готова была расплакаться. Я стал судорожно вспоминать, что я мог сделать не так, но в голову ничего не приходило. Вот же она пришла в своем зеленом шарфе, невнимательно улыбалась, сидела на подоконнике в моей кухне и смотрела по сторонам. – Я, вообще-то, хотела вам сказать кое-что… И еще кое-что спросить. Но не решилась там, дома. Не знаю, надо ли вообще.

Петя нахмурился и взялся за перила.

– Вы… К психотерапевту обращались когда-нибудь?

Вопрос прозвучал странно, особенно в подъезде. Особенно в сопровождении блестящей слезинки, скатившейся по ее щеке. Я сразу понял, к чему она клонит, и молчал. Зато Воронцов тут же ответил:

– У меня был год терапии, но давно.

– Давно?

– В детстве, лет в тринадцать. А что такое? – Он еще сильнее сдвинул брови.

Она отступила на шаг назад, ближе к лестнице, ведущей вниз, и быстрым движением провела ладонью по глазам, будто думая, что мы слишком тупые и медлительные, чтобы это заметить.

– Меня ужасно мучает один вопрос. В тот день, когда мы познакомились и вы привели меня в квартиру… вы собирались меня изнасиловать?

– Что? Нет, мы…

– Но ты держал меня за руки, Петя, ты крепко держал меня! – вдруг сказала она резче. – Я же не могла вырваться. А если бы я стала сопротивляться? Что бы вы сделали?

Я сам тогда об этом думал. Так что ничего удивительного, что Ясна тоже так решила.

– Ясна, послушай…

– Вы уже так делали с кем-то? – Она отступила еще на шаг назад.

– Мы бы не сделали ничего против твоей воли. – Проигнорировав ее последний вопрос, Петя двинулся прямо к ней. Мне стало жутко. Представилось, что сейчас он схватит ее и прижмет к стене.

– Поверь, пожалуйста.

Ты врешь, Воронцов! Ты же врешь! Дроздова сама согласилась с нами переспать, а может, и предложила сама. Лера тоже была в курсе, зачем мы приглашаем ее на чай. Но Ясна! Это был другой случай. С самого начала все было по-другому. И если бы ей не удалось сбить нас с толку своим неожиданным поведением, все могло бы закончиться очень плохо.

– В общем, мы больше не можем видеться, – проговорила она.

Не видеться! Ее слова пригвоздили меня к месту. Зачем я столько пил сегодня? Из-за этого тяжело было думать. Как же собраться с силами и признаться ей, что каждый мой шаг отдается в голове ее именем? Что я хочу ее до одури, до судорог в животе?

В голове перемешалось, поплыло перед глазами. Что сказать? Как собрать все это вместе?

– Я совершенно не понимаю, что происходит. Почему вы продолжаете мне писать даже после того, как добились своего? Все это слишком… ненормально. Нам всем нужен психолог. А лучше психиатр.

Она очень решительно развернулась и зашагала вниз.

– Но я же тебя люблю!

Это произнес не я. Это был такой странный, такой чужой и в то же время такой настоящий голос… Воронцова. Я во все глаза на него уставился, он пошел вслед за Ясной.

Я понял, что раньше никогда не испытывал к нему такой ненависти. Я даже на секунду забыл о Ярославне, мои мысли и чувства сосредоточились вокруг Пети, вокруг его темной кудрявой головы, его бледного лица с двумя нездорово-малиновыми пятнами на щеках.

– Ты меня любишь? – повторила она, остановившись и повернувшись к нему, и по выражению ее лица я не смог бы сказать, что это признание ее обрадовало. – Ты шутишь? А то, что я спала с твоим лучшим другом, это как тебе?

Я вздрогнул. Сразу захотелось от всего отречься. «Спала с твоим лучшим другом» – как грубо она представила правду!

– Так не должно быть, это какой-то дурдом. Может, для вас это в порядке вещей, но для меня – нет.

Петя молчал, не находясь, что ответить. Петя, который отовсюду мог выкрутиться!

– Я не знаю, – наконец выдавил он, беря ее за запястье как когда-то там, в квартире его бабушки, – что нормально, а что – нет. Я просто люблю тебя, и все. И никуда ты сейчас не пойдешь.

Голубые, как южное небо, стены подъезда навсегда запечатлели эти его слова. Я думаю о них всегда, когда выхожу из квартиры. До сих пор.

– Нет, – зашептала Ясна. – Что ты такое говоришь? – Словно ища помощи, она взглянула снизу вверх на меня.

– Так ведь я тоже… Я ведь тоже тебя…

В общем, как-то я это сказал. Как-то проговорил, а может, прокричал или прошептал, проронил это «люблю», которое не могло даться сразу так же уверенно, как у Воронцова, – он это словно всему миру заявлял, не стесняясь ничьего присутствия, и мог бросать прямо в лицо. Я же так не мог – хотя это «люблю» сразу в меня вросло, как только я его произнес, и заняло очень прочные позиции. Я сразу же отчетливо понял, что да, я именно ее люблю, причем люблю, как кого-то родного, хотя меня, если задуматься, все еще очень мало что с ней связывало.

– Что? – Воронцов воинственно обернулся. Теперь я стал узнавать его, старого доброго Воронцова, эгоистичного и вспыльчивого. – Иди к своей Иришке!

– А ты иди к черту! – Я перепрыгнул несколько ступенек и оказался возле них.

– Постойте… – растерянно сказала Ясна, а потом повела себя очень странно – выдернула руку из Петиных тисков и снова зашагала вниз, только на этот раз намного быстрее. – Не смейте догонять меня! Вы больные, оба!

Я остался стоять, а Петя полетел за ней. Через секунду я одумался и тоже побежал вниз.

Она плакала и ничего не хотела слушать. Закрывала глаза перчаткой и почти беззвучно вздрагивала, порываясь уйти, но Воронцов держал ее и не пускал.

– Нет, ты не должна уходить. Ты не должна уходить! Пожалуйста, послушай меня, послушай! Если ты уйдешь, я не знаю, что будет… Просто давай еще немного поговорим. Ну почему ты плачешь?

– Почему, почему вы выбрали меня?!

– Пойдем. Вернемся домой и поговорим.

– Почему я, а, Петя? Я похожа на шлюху? Похожа на девку, которую можно вот так запросто затащить домой и трахнуть? Да еще и вместе с другом?!

О господи, не говори этого, пожалуйста. Не говори, иначе я сам расплачусь. Когда же я превратился в такое чудовище? Каждое мое действие было для тебя оскорблением. Ты похожа на все самое лучшее, что есть в этом мире. Но как теперь тебе об этом сказать? Как все это объяснить после того, как мы сами затащили тебя в наше грязное болото?

– Нет, ну конечно, нет! – забубнил Петя, уткнувшись в ее волосы. – Пойдем наверх.