они дошли до входа в дом, Джошуа захватило неприятное чувство. Ему вдруг захотелось бежать прочь со всех ног, будто им грозила неминуемая опасность. Должно быть, Сивилла тоже почувствовала что-то странное. Она расстегнула парку снизу, чтобы иметь доступ к рукоятке пистолета. Они обменялись взглядами, и Джошуа трижды постучал в деревянную створку на двери, прерывая мертвенную тишину деревни. Некоторое время ответа не было, и Джошуа решил постучать снова, но в этот момент петли нежно заскрипели. Все будто замерло, когда из темноты появился силуэт. Это была старая женщина со смуглым и сильно вытянутым лицом. Белые волосы оттеняли ее кожу. Она уставилась тяжелым взглядом в глаза Джошуа.

В этот момент что-то будто щелкнуло у него в голове, и часть пазла встала на место. Изабель Тернье действительно была женщиной из его сна, она действительно заботилась о нем во младенчестве. Она действительно стояла сейчас в деревне призраков и смотрела на него светлыми глазами. Мгновение он молчал – сейчас он не знал, что сказать. Наконец тишину нарушила она:

– Я была уверена, что ты приедешь.

Жестом руки она пригласила их войти.

Интерьер напоминал странную, невероятную свалку. Посреди стеллажей и удивительно дорогой для этого места мебели стоял красный бархатный диван. Джошуа узнал его почти сразу. Вся эта роскошь когда-то принадлежала гранд-отелю «Бельвю». Наклонившись посмотреть на пепельницу из черного мрамора, Джошуа заметил выгравированные инициалы ГОБ. Хозяйка усадила их в углу, отдаленно напоминавшем гостиную, и теперь смотрела на Джошуа горящими глазами.

– Это все из отеля? – спросил он, ставя пепельницу на место.

Ответа не последовало, и Сивилла, нахмурившись, обвела рукой вокруг себя:

– У вас есть чеки на все это?

– Я там работала. Оставила двадцать лучших лет жизни, – ответила хозяйка сухо.

Изабель Тернье должно было быть около шестидесяти пяти, но из-за морщин казалась лет на десять старше.

– В конце концов, они вышвырнули нас без выходного пособия, ну мы и устроились по-своему.

Сивилла повернулась к Джошуа и посмотрела на него с сомнением. В конце концов, Изабель Тернье только что призналась в краже – или, по меньшей мере, незаконном присвоении имущества – и глазом не моргнула.

– Мы здесь не для этого, – отозвался Джошуа. – Приход церкви Санте – это название вам о чем-нибудь говорит?

Изабель опустила взгляд и положила руки на колени, так и не раскрыв рта.

– Вы знали Аннаик Дюкрезе?

– Первый раз слышу это имя.

Сивилла почти закипела. Видок у нее был еще тот, и Джошуа понял, что надо торопиться, пока она не сорвалась с цепи.

– На этой фотографии изображены вы? – спросил он, протягивая снимок из детского альбома.

Глаза Изабель увлажнились, и она поднесла руку ко рту, явно испытывая сильное эмоциональное потрясение.

– Это было так давно…

– А вы знаете, кто этот мальчик?

– Это… ты, – сказала она, поднимая голову.

– Верно. А теперь вы мне объясните, зачем вы устроились работать у моих родителей под чужим именем.

Повисло молчание. Изабель встала и направилась в соседнюю комнату.

– Хотите чай?

– Нет, спасибо, – сухо сказала Сивилла. – Мы хотим ответов. Мы забрались в эти дали не для того, чтобы нанести визит вежливости.

Сивилла подвинулась к Джошуа и положила ладонь на рукоять его пистолета.

– А вдруг она вернется с ружьем!

– Успокойся, нам нужно, чтобы она заговорила. Если мы станем на нее наседать, она будет отмалчиваться.

– Возьмем ее. Тут краденого на тысячи франков. Я же говорила, что сторож балуется продажей. А в участке расспросим ее про Кэтрин Александер.

– Прошу тебя, Сивилла, поверь мне. Я НУЖДАЮСЬ в этих ответах. В участке она затаит на нас обиду и не скажет ни слова.

Их разговор прервала Изабель. Она вернулась, держа в руке фарфоровую чашку – такую же, как в коллекции у Роберта. Она села напротив и сделала глоток, а потом заговорила:

– Джошуа… такое красивое имя. Я думаю, мать никогда не говорила, что сначала тебя назвали Рене.

– Кто назвал? О ком вы говорите?!

– О девочках из приюта. Я там подрабатывала после отеля. Мы познакомились в приюте, тебя принесли в тот день, когда я дежурила.

Джошуа замер, словно восковая фигура. Сивилла побледнела, он никогда не рассказывал ей о своем детстве, а тем более – об усыновлении. Узнать правду здесь… на диване, украденном этой женщиной… должно быть, для Сивиллы это стало шоком.

– А какова связь с Аннаик Дюкрезе? – спросил Джошуа сквозь зубы.

– Дело в любви, Джошуа. В любви женщины к ребенку, с которым она едва познакомилась, но которого уже не хотела покидать. Я занималась тобой, пока ты был в приюте. Я не могла позволить, чтобы ты просто исчез из моей жизни. Я узнала, что твои родители попросили помощи, и притворилась одной из сестер.

– Но как вам это удалось?

– Да ничего особенного. Я хорошо знала Аннаик, сказала ей, что заказ отменили, потому что твои родители уехали за границу. На этой Земле столько детей, Джошуа, столько несчастья! Она мне поверила и стала заниматься другим младенцем. А я на следующий день явилась к твоей матери, чтобы занять ее место.

Слова Изабель будто парализовали Сивиллу. Они приехали вести расследование по делу Кэтрин Александер, но внезапно оказалось, что они обсуждают детство Джошуа.

– Сколько времени все это тянулось? – спросила она.

– С год. В какой-то момент Аннаик заговорила о том, чтобы снова связаться с твоей матерью, и я испугалась, что обман раскроется.

– И больше вы не подавали признаков жизни.

Все сходилось. Рассказ матери, поиски, заведшие его в приходскую церковь. Изабель Тернье занималась им после того, как его бросили. Именно поэтому он видел ее во снах и рассеянных воспоминаниях. На него влияла детская привязанность – достаточно сильная, чтобы просуществовать все это время в его голове. Оставался один вопрос: как он узнал, что она работала в «Бельвю»?

– А вы работали в отеле горничной?

– Да, целых двадцать лет. Сначала на полставки, потом на полную. Но последние годы были просто ужасны для всех. Мы стали семьей, вам даже не представить этой связи… а отель начал гнить изнутри. Он умирал медленно, как животное в агонии.

– Вы знаете Роберта?

– Сторожа? Конечно. В свое время он был ого-го. Никогда не хотел сдаваться. Эх, да что говорить! Прошлое лучше забыть, так легче. В противном случае оно будет подъедать вас изнутри, словно болезнь.

Ее последние слова громом отдались в голове Джошуа. Он-то делал все, чтобы вернуть себе память.

– А что насчет номера 81? Там что-то случалось?

Изабель помолчала, но черты ее лица стали будто бы строже,