Это её «легче не станет» прозвучало, как обещание скорой расправы, так что я нахмурился и смотрел, как она доставала небольшой аккуратный конверт.

–Посмотри, может… ах… – она пожала плечами с неестественно мягкой улыбкой,– я лучше пойду, не хочу попасть под твою горячую руку.

Я стиснул зубы, прекрасно осознавая, что она издевается, намекая на мои ночные кошмары, которые так её напугали. Вместо любящей понимающей жены я получил после возвращения из ада циничную, зацикленную только на себе женщину. Раз в полгода или реже я прилетал к ней в Европу в короткие отпуска, поэтому сейчас, оглядываясь назад, я даже мог проследить эту метаморфозу.

–Что это?– нахмурившись, я уставился на белый конверт без опознавательных знаков.

–Не хочешь брать? Ну, тогда я положу здесь,– она пристроила его в центр моего стола, прямо рядом с клавиатурой.– Только позвони мне обязательно, когда посмотришь. Если нет, боюсь, с тобой действительно свяжутся уже мои адвокаты, и разговор пойдёт совсем в другом русле, милый.

Я позволил себе доработать спокойно этот день, не распаляясь на провокации Ванессы. Что нового она могла сообщить мне документами в белом конверте? Наверное, там лежала очередная бумага от её адвоката с распилом наследства, на которое, как считала Ванесса, она могла претендовать, как законная супруга, дожидавшаяся мужа с ближневосточного театра военных действий.

Что за глупое название, вообще? Кто его придумал? Ничего театрального в войне не было. Это я уж точно знал.

Также как не было ничего жертвенного в поступках Ванессы. Меня даже не надо было просвещать, чем она занималась в моё отсутствие, хотя желающие всё равно нашлись. В наш современный век продвинутых технологий сложно утаить подробности личной жизни. Особенно, когда жена каждый свой шаг освещает в социальной сети, особенно, когда у вас открыт общий банковский счёт. Она уже и не стеснялась, и почти не скрывала своих отношений на стороне.

Так что я даже с некоторым облегчением выдохнул, когда она предложила развод первой, а теперь думал, что действительно надо было приехать к ней и стоять над душой, пока не подпишет бумаги.

Ближе к концу дня я набрал дока, представился его секретарю, и та быстро соединила нас.

–Добрый день, Логан.

–Добрый, доктор Кофилд. Я не смогу сегодня прийти,– начал я с места в карьер.

Не считал, что готов сегодня к общению с психиатром, потом мне начало казаться, что моя работа и тотальная занятость лечили лучше, чем становившиеся всё менее полезными визиты в офис дока.

Повисла долгая тишина, но даже сквозь неё и расстояние, я ощущал молчаливое неодобрение своего врача.

–Как я смогу вам помочь, если вы сами этого не хотите?– прозвучал вопрос.

–Док, жаль, что у вас сложилось такое впечатление, я не препятствую вашей работе и готов к сотрудничеству.

–Если это так, то жду вас, как назначено,– отрезал он и, попрощавшись, положил трубку.

Если от него требовалось изображать понимание и быть сочувствующим, то плевал доктор Кофилд на эти требования. В какой-то степени мне это даже импонировало.

Откинувшись на спинку кресла, я крепко сжал переносицу пальцами и с усилием подавил раздражение. Бывают такие дни, когда всё против тебя. Сегодня, видимо, как раз был такой. Хотя нет, всё началось ещё вчера.

В голове застучала навязчивая мысль: мне нужно увидеть Блейк, очень нужно. Она как якорь: когда рядом, уверен, унестись в открытое море безумия мне не грозило. Но что делать, когда твой якорь обрывал с тобой все связи?

Вечер уже не казался бы мне таким дрянным, если бы я знал, что приду домой и там будет Блейк. Пусть она была бы раздражена или недовольна, пусть что-то ворчала, хотя это не в её привычке, пусть даже улетала бы в свои придуманные миры, барабаня по клавишам ноута, я бы просто посидел рядом и посмотрел на неё. Мне определённо было бы спокойнее.

Захватив нужные документы (вместе с конвертом Ванессы), я вышел из издательства и поехал к доку. Его офис находился в самом сердце города, так что дорога не заняла много времени.

Стивену Кофилду я, можно сказать, достался по наследству, потому что мой предыдущий психотерапевт, доктор Моррис, направил меня к нему, когда я сказал, что переезжаю в Сиэтл. Я бы вообще отказался от этих сеансов, потому что мистер Моррис уже проделал хорошую, можно сказать, даже огромную работу, но министерство обороны имело собственную программу реабилитации и обязывало проходить её всех своих бывших служащих. То ли они, таким образом, отрабатывали деньги, выделяемые из бюджета, то ли успокаивали собственную совесть.

В очередной раз я проклял тот день, когда в пику отцу заключил тот грёбанный военный контракт. И в очередной раз поймал себя на мысли, что до сих пор, даже по прошествии стольких лет и событий по привычке в каждом своём неверном решении виню родителя.

Хотелось бы быть идеальным, но я им не был.

В кабинете у доктора Кофилда как всегда было стильно, тихо, спокойно и меня ждала очередная перестановка. Для чего он её проворачивал с некоторой периодичностью? Чтобы встряхнуть пациентов? Кабинет в серо-белых тонах с длинными узкими окнами, модными светильниками на стенах и панорамой на Даунтаун.

Я сразу же нашёл своё любимое кресло и пошёл к нему. Пусть док не надеется, на кушетку я ложиться не собирался.

–Логан, прекрасно, что вы передумали,– с мягкой улыбкой обратился ко мне док.

Ему было уже далеко за сорок, в хорошей форме, с открытым взглядом, упорством бульдога и ни одним седым волосом в кудрявой шевелюре. Может, он подкрашивал виски, а, может, работали гены? В целом, док казался мне нормальным упорным мужиком и, судя по фотографиям на стеллажах, предпочитал футбол классическому гольфу.

–Передумал? А были другие варианты?

–Варианты всегда есть,– философски заметил он.– Как у вас дела, расскажите?

Он начал мягко, а мне снова захотелось уточнить: есть ли другие варианты? Например, ничего не рассказывать. В принципе, мы могли бы просидеть молча целую сессию, но, не уверен, что док бы мне это позволил. Мне нужно было говорить, о чём угодно. О своих кошмарах, например, или о делах в издательстве, о Блейк тоже можно было бы упомянуть. Так много увлекательных тем для длинных монологов.

Я давно уже не ждал противоядия от всех своих душевных ран, давно уже вырос из детских штанишек, хотя, если судить по бурной молодости, задержался я в них порядком. Никто не в состоянии указать тебе выход из жизненного тупика после нескольких встреч, хотя, можно угробить год жизни на походы к психотерапевту и оставаться в тупике слепцом, ощупывающим кирпичные стены в поисках двери.

–Как дела? Да всё так же, док. Жена бывшая… почти бывшая,– поправил себя я,– объявилась.

–Это вас задевает?

–Раздражает, скорее. Я ведь знаю, что она здесь не из-за меня или большой любви, а из-за денег.