поднесены были цветы, порывы аплодисментов во время исполнения и нескончаемые овации после».

По его инициативе музыканты стали выезжать в рабочие клубы, выступать перед краснофлотцами и служащими. Глазунов часто руководил этими концертами, и рабочие стали называть его «народным дирижером».

В 1926 году в помещении бывшей церкви, превращенной в клуб «Красный путиловец», был устроен первый бесплатный концерт. Он вызвал такой огромный интерес, что, хотя были заполнены все 2000 мест клуба, осталось еще очень много желающих, не сумевших достать билеты.

Александр Константинович дирижировал программой, состоящей из произведений русских композиторов. По окончании концерта ему было устроено чествование. Особенно понравилось всем выступление одного рабочего.

— Уже в течение девяти лет,— говорил он, — Советская власть приобщает глухие заводские окраины к культуре и искусству. Но это первый случай выезда на окраину такого огромного коллектива во главе с величайшим русским композитором. Мы счастливы видеть у себя народного артиста Глазунова.

В своем ответном слове Александр Константинович с обычной для него скромностью сказал:

— Вы работаете у ваших станков для нас, и поэтому своими выступлениями мы только уплачиваем вам свой долг.

Газеты, рассказывавшие потом об этом концерте, называли его «именинами Красного путиловца».

Глазунов выступал не только в Ленинграде, но и в Москве, на Украине, в Крыму, на Кавказе, бывал в Англии, Германии, Эстонии и Финляндии.

Быт постепенно наладился, но жизнь оставалась такой же напряженной, как и раньше. Много времени отнимали административные дела. Подолгу и часто приходилось бывать на деловых совещаниях, ездить в командировки в Москву.

Очень любил Александр Константинович гастрольные поездки, где он выступал в качестве дирижера. Он смело выдвигал молодых исполнителей, часто им аккомпанировал.

Концерты с участием начинающих артистов были очень трудны и ответственны. Они требовали исключительного спокойствия и внимания. Ведь, помогая исполнителю, приходилось следить буквально за каждым его движением. И Александр Константинович, не жалея времени, учил со скрипачами и пианистами их программы, заботливо предупреждал обо всех возможных неожиданностях:

— Духовых инструментов здесь почти не слышно, зато пиццикато струнных доносится очень отчетливо. Пусть это не собьет вас.

Популярность Глазунова в эти годы была необыкновенно велика. Его авторитет — непререкаем, а слава всемирна.

В 1922 году весь музыкальный мир широко отмечал сорокалетие творческой деятельности прославленного мастера.

«Ныне мы присутствуем при торжественном чествовании классика русской музыки, замечательного русского музыканта

Александра Константиновича Глазунова,— подлинного героя нашей народной славы»,—так писал о специально выпущенной к этому времени брошюре музыкальный критик Вл. Держановский.

29 октября в Большом зале Московской консерватории состоялось чествование юбиляра. Александра Константиновича встретили тушем оркестра и нескончаемыми овациями. Затем была исполнена специально написанная к этому случаю кантата «Здравица» (музыку сочинил композитор Н. Крылов, текст — поэт В. Брюсов).

Во время торжественной части Александр Константинович сидел на сцене разукрашенного зала и слушал речь, которую произносил нарком просвещения А. В. Луначарский: «...Глазунов, например, является каким-то гигантом оптимизма. Именно потому, что как-то сразу и целиком понял он своеобразие и несовершенство окружающего его исторического мира, оттолкнулся от этого берега и поплыл по какому-то морю, подобному мораньону светлых мечтаний, в которые грусть вплетается только для того, чтобы ярче лучился свет рядом с этой тенью, — и, может быть, именно поэтому удалось ему создать такой дивно-гармонический мир...

Глазунов создал мир счастья, веселья, покоя, полета, упоения, задумчивости и многого, многого другого, всегда счастливого, всегда яркого и глубокого, всегда необыкновенно благородного, крылатого».

Сравнивая Глазунова и Глинку, Луначарский сказал, что они «родники необычно счастливой музыки, какие-то голубые озера холодной душистой воды, окунувшись в которую, выходишь как из объятия сказочной живой воды».

Затем композитора приветствовали представители многочисленных организаций, зачитывались адреса от различных учреждений.

В ответ на поздравления и приветственные речи Александр Константинович сказал:

— Мало кто знает музыкантов, которых чтит. Иной, расхваливая Глинку, чистосердечно признается, что не слыхал его «Руслана». Мне бы хотелось, чтобы не только мое имя, но и музыка моя была известна моему народу, была любима им.

Я глубоко тронут теми похвалами, которые пришлось сегодня услышать, но боюсь, что они чрезмерны. Силы мои уже иссякли, и я не знаю, удастся ли мне еще что-нибудь создать.

Но я хочу воспользоваться этим случаем, чтобы попросить помощи для консерватории.

Все зааплодировали, засмеялись, и Луначарский обещал сделать все, что будет возможно.

После торжественной части состоялся концерт, и композитор, очень утомленный от волнения, все же продирижировал своей седьмой симфонией, а затем недавно организованный Первый симфонический оркестр без дирижера (Персимфанс) исполнил его скрипичный концерт (солист Н. Мильштейн) и концертный вальс.

Вслед за Москвой эстафету чествования Глазунова подхватил Петроград. Журнал «Артист» писал:

«Долго перекатывался гул несмолкаемых аплодисментов по залу, когда на эстраду поднялся славный мастер. с именем которого связывается гордость и достоинство отечественной музыки. Глазунов для нас — живой символ русского музыкального творчества в его наиболее совершенном выражении».

Шестого ноября композитору были присвоено звание народного артиста республики.

8 января 1923 года состоялся юбилейный спектакль «Раймонды». Чтобы отвести внимание от себя, Глазунов предложил превратить этот спектакль в праздник рабочих сцены. Весь сбор со спектакля шел в их пользу.

В этот вечер декорации менялись при поднятом занавесе, и оформление сцены ко второму действию, выполненное за семь с половиной минут, вызвало восторженные аплодисменты публики.

1925 год тоже был для композитора юбилейным: 29 июля Александру Константиновичу исполнилось шестьдесят лет, а 5 декабря — двадцать лет пребывания на посту директора консерватории. И эти даты широко отмечались.

Обед, устроенный у Глазунова в эти дни, ученик и друг Александра Константиновича М. О. Штейнберг назвал «большим фестивалем». Среди приглашенных были не только друзья композитора — пианисты Лавров, Николаев, художник Бенуа, но даже английский и германский консулы.

За столом было оживленно и шумно, произносились торжественные тосты, но Александр Константинович был молчаливым. Ему вспоминались дни рождения его молодости, которые он проводил в кругу своих любимых учителей. С потерей их он не мог примириться до сих пор. Глубокая привязанность, связывавшая его с Римским-Корсаковым, наполняла их отношения таким теплом, которое не мог заменить ему уже никто. Как много было у них общего. И светлое отношение к жизни, и безграничная любовь к русской природе, русским песням и наигрышам!

А их большая дружба? Ну кто еще мог написать ему письмо, такое искренне восторженное, какое он получил от Николая Андреевича в 1902 году? «Дорогое, дражайшее Маэстро, великолепное, превосходное Маэстро! Поздравляю вас с днем Вашего рождения, поздравляю с этим днем Константина Ильича и Елену Павловну, а более всех поздравляю себя с тем,