К тесноте крепостей ведун за время скитаний успел привыкнуть. Твердыни никогда не бывают просторными. Как стены ни раздвигай, желающих спрятаться от опасности под защиту дружины и камня всегда оказывается больше, нежели места внутри. Вот и в Изборске срубы размером всего четыре на четыре метра стояли вплотную друг к другу и тянулись вверх на два-три этажа. Или, точнее, на два-три жилья, как выражались в здешнем мире.

Дворец посадника был примерно таким же: грубо отесанные бревна, переложенные мхом, узкое крыльцо, высокая подклеть, три жилья над ней, крытая дранкой чешуйчатая крыша. Только ширины в нем было не четыре метра, а все пятнадцать, плюс угловое расположение – на самом мысу вытянутого вдоль озера холма – позволяло верхним этажам выходить на стену и опираться на нее краями. Похоже, крепостная стена заодно заменяла обитателям хором гульбище[5], а сами хоромы – угловую башню крепости.

Внутри дом уже не казался таким тесным. Проходы здесь были широкими, людские и горницы – просторными. Однако под потолком везде тянулись длинные полати[6]. Выходит, места для всех не хватало и здесь.

– Наверх ступай, чародей, – указал на лестницу ратник. – Боярин Стрекал честь тебе великую оказал. Возле княжеских покоев поселяет, собственную светелку уступил.

– Что же он вслух этого не сказал? – съязвил Олег. – Я даже отблагодарить его не смог.

Они пошли наверх, миновали пролет с глухой дверью – видимо, на женскую половину, – поднялись на третий этаж, по темному коридору прошли до конца, к двери, что закрывалась толстым запорным брусом, лежащим в вырезах бревна. Морозко услужливо снял поперечину, потянул дверь на себя. Та тихонько скрипнула на смазанных салом подпятниках, открыв комнатку четыре на пять шагов, с чистеньким половиком, с топчаном у одной стены и сундуком напротив. Больше тут ничего не помещалось.

– Хочешь сказать, воспитатель посадника у вас взаперти живет? – рассмеялся Олег, указав на брус в руках ратника.

– Полонянин знатный о прошлом годе тут обитал, – ответил Морозко. – Князь Роговолод. Опосля кривичи его выкупили, ан запоры остались.

Это походило на правду. В городской тесноте вполне могло быть, что одна и та же комната оказывается то тюрьмой, то гостевой комнатой, а когда нужды нет – то и жилищем фактического главы крепости. Раз стражник гостя не поправил, значит, так оно и есть: князь Русы посадил сюда юного боярина Переяра ради его знатности и приставил к родственнику опытного Стрекала, чтобы паренек не наделал глупостей.

Ведун шагнул в светелку, скинул заплечный мешок, развязал, стал выкладывать вещи. Те, что намокли, раскинул на постели, прицепил на торчащие из бревен щепы, остальные просто разложил на полу и сундуке. Влажность – штука коварная. Лучше подсушить сухое, нежели потом обнаружить вместо рубахи гниль, а вместо клинка – ржавую железяку. В сундук, подальше от посторонних глаз, он спрятал только зеркала. Стекло и дерево влаги особо не боятся, держать их при себе долго Середин не собирался – так что ничего с сокровищем взаперти не случится.

Подойдя к окну, он осмотрел затянутую промасленной тряпкой раму, раскачал пальцами распорные клинышки, выдернул, вынул склеенную из реек решетку, поставил на пол – пусть воздух свежий идет, быстрее все высохнет.

Перед ним открылся захватывающий вид на Изборскую долину. Ограниченная с двух сторон протяженными хлебными пашнями, она вмещала в себя лесистые холмы, обширную болотину, полноводную реку и два озера: одно – чуть ли не под самым городом, а второе – в паре верст на север. Отсюда, из окна, с высоты птичьего полета, долина просматривалась очень далеко. Среди лесов местами виднелись прогалины, из которых торчали крыши изб.

«Однако река ныне не та, что в будущем станет, – подумал Середин. – По этой и на струге пройти можно, коли кормчий умелый. А вот озеро, почитай, не изменилось. И луг перед Семимельничным ручьем тот же самый. Странно, что не распахали. Вроде место ровное, удобное. Две десятины[7], не меньше».

Позади послышался стук – ведун быстро вернулся к двери, толкнул. Она оказалась запертой.

«Не понял… Почетный арест? Ах да, я и забыл… Завтра ж русалии! – Олег хлопнул себя по лбу. – И я, спасибо Триглаве, оказался за главного. Вот так и проси богинь о помощи. Думаешь, она к тебе снизошла, ан потом оказывается, это она тебя попользовала».

Он снова вернулся к окну, выглянул уже совсем с другим интересом и прищурился на луг, зажатый между рекой, Семимельничным ручьем, склоном холма и городом. Места для русалии, как ни крути, лучше не придумать. Ведун хмыкнул, погладил себя по подбородку, потом постучал в дверь.

– Эй, Морозко! Ты там?! Посаднику передай, мне одежда нужна, женская. Платки, юбки, сарафаны, тапочки, несколько клубков нитей. Еще ветчина нужна копченая, пара окороков, да дрова, а то вокруг города их никогда не найти. И ты нужен, одному не управиться. Топай давай, времени мало. Если русалии завтра, все нужно делать бегом! Слышишь меня? Бегом! Не то весь город зимой будет лапу сосать!

Праздник летней богини Купавы, часто называемый русалиями, возник не просто так. В середине июня, когда травы успели набрать силу, когда хлеб уже пошел в колос, пахарям больше не нужны дожди, им требуется солнце, много солнца – чтобы сушить сено второго укоса, идущее на корм скоту и закладываемое на зиму, чтобы посадки, впитывая солнце, скорее набирали силу. Дабы уберечься от пасмурной погоды и дождей, следует избавиться от русалок, любящих сырость и всячески влагу призывающих. Однако ссориться с хозяйками воды тоже нельзя – дожди понадобятся в середине лета, иначе урожай высохнет. Купаву придется ублажать, с русалками заигрывать.

Поэтому на день летнего солнцестояния люди не ссорятся с силами воды. Они с ними играют, устраивают празднество, гулянье, пляски и скакания, занимаются с ними любовью, на которую русалки так падки. Тешат их много, без границ. Русалки, как и всякая нежить, – существа слабые и спокойные, силы набирают медленно. Если их хорошенько утомить, угулять, они потом несколько недель отдыхают. Забираются в укромные уголки, отлеживаются, никак себя не показывают. А нет русалок – нет и дождей. И недовольства при том у обитателей вод к людям – никакого.

Однако понятно, что, если на праздник Купавы русалки не явятся, ничего не выйдет. Дожди зальют поля, урожай сгниет на корню. За такое дело пахари голову отвернут без колебаний.

А кто отвечает за появление нежити на празднике? В этот раз, получается, за это отвечал он, Олег Середин.

Ведун снова выглянул в окно, оценивая течение, расположение здешних вод, прикусил губу, прикидывая, в каких кустах и болотинах русалки могут прятаться, а где нет, и как удобнее всего выманить этих красавиц из реки и озер.