Ведун перевел дух и повернулся к посаднику:

– А что парням делать, я вам всем особо расскажу, когда вместе соберетесь.

День закончился быстро. Когда солнце покатилось к закату, под мысом, на котором стояла крепость, стали собираться девушки, не в пример обычному одетые не в сарафаны с широкими подолами, а всего лишь в исподние рубахи, и почти все простоволосые. Поначалу они просто болтали, чему-то смеялись. Потом в сопровождении наряженного в красную косоворотку мальчишки пришел пожилой гусляр, сел на камень на склоне, положил на колени свой инструмент, подергал за струны, прошелся по ним пальцами, заиграл что-то неторопливое. Через пару минут мальчик, достав из-за пазухи свирель, добавил свою тонкую нотку в мелодию старшего товарища. Почти сразу послышалось посвистывание с дороги – кто-то там воспользовался пищалкой.

Девушки затоптались, а потом из рыхлой толпы выдвинулась Негумира, в одной руке держа платок, а другой вытягивая из кучки девицу постарше. Та вела за собой третью, третья – четвертую. Вскоре кучка вытянулась в одну линию, которая добралась до середины луга, повернула, еще раз и еще, свернувшись в итоге в квадрат. На углах изборчанки разомкнули руки, и одна прямая линия стала нырять под руки девушкам из другой, пробегая змейкой, вернулась на место, следом так же побежала вторая, потом третья, четвертая. Через четверть часа это перестроение завершилось, и девочка-боярыня отважно потянула девичью линию к потемневшим в сумерках кустам.

– Морозко, костры зажигай, – пихнул локтем ратника ведун.

Мальчишка со свирелью и свистун подошли ближе к девушкам, выводя мелодию, а линия превратилась в змейку. Возле самых кустов Негумира принялась закручивать девушек вокруг себя в длинную спираль. Когда же та стала слишком тугой, нырнула соседкам под руки, выбираясь на свободу. Естественно, возникла путаница, руки то разрывались, то смыкались снова – боярыня закрутила спираль вновь и опять рассыпала, потянула…

Олег нетерпеливо потер запястье. Если русалки там, в кустах, где он вечером разложил последнее тряпье, то не удержатся, захотят тоже поиграть, повеселиться. Скучная у них там жизнь, в омутах. А тут – просто выйди да в суматохе в хоровод пристройся, за руки возьмись и гуляй, как живая.

Девичья линия подтянулась к камышам, выстроилась в круг, замкнулась, пошла, напевая в такт песне. Туда же пошли молодые парни из города и слободы, составили внешний круг, побежали навстречу девичьему кругу, что-то выкрикивая совершенно не в музыку.

– Глухие! – возмущенно крикнула одна из девушек.

Внешний круг тут же рассыпался, парни кинулись на своих жертв, хватая в крепкие объятия, поцеловали, покружили, разошлись. Снова завертелся хоровод.

– Хворост! – приказал Олег.

Трижды сбегались по случайной команде парни и девушки, но на третий раз уже не расстались, а выстроились в череду воротиков аккурат перед костром. Один из парней, оставшийся без пары, скакнул через огонь, нырнул в эту череду из пар, по ходу, вскинув руку, кого-то схватил и увлек за собой. В конце коридора они поцеловались, встали, подняв руки, а паренек, оставшийся без пары, обежал костер, перемахнул через него, нырнул, выдернул кого-то из череды, поцеловал, встал в конце коридора с новой парой. Девушка же обежала, прыгнула. Потом еще одна и еще…

Ведун понял, что девиц становится слишком много для нормальной череды подмен, сорвался с места, прыгнул в огонь – а над хворостом оно, жаркое, поднималось выше человеческого роста, – по ту сторону, кувыркнувшись, влетел в арку из рук, быстро посеменил, пригнувшись. Увидел тонкие детские ножки, тут же ухватил свою цель за руку, увлек дальше, выпрямился, торопливо чмокнул боярыню в губы и шепнул:

– Уводи девок, пора…

Сжал ее руку и отпустил, забежал вперед, еще раз перемахнул через костер. Нырнул, засеменил, хватанул за руку парня, протянул через коридор, выпрямился и, не дожидаясь ритуального лобызания, приказал: «Расходимся!» – и в костер.

Во время третьего прохода в руки Олега попалась обнаженная красотка с миндалевидными глазами, большой грудью и холодными губами. Ведун, соблюдая правила, вскинул руку, образуя воротики, пропустил несколько пар, и его самого выдернула в конец коридора другая девушка, куда более точеная, с длинными волосами. Ее поцелуй показался слаще прежнего. А может, он уже начал привыкать…

– Наша пара всех крепче! – крикнул Середин, не дожидаясь, пока прежняя игра успеет надоесть.

– Наша крепче, наша крепче!

Коридор рассыпался, отходя на луг и растягиваясь полукругом. Ведун оглянулся на угасающий костер, надеясь, что Морозко догадается, пользуясь передышкой, накидать на угли еще хвороста. Вывел свою спутницу в середину нового хоровода, уже из молодых пар, крепко ухватил девушку за запястья и, глядя ей в лицо, закружился, откинувшись назад. Та тоже откинулась, довольно смеясь, но почти сразу ее руки выскользнули, и они под общий хохот разлетелись в стороны, упав на влажную от ночной росы траву.

По правилам, после такого «позора» парень и девушка расходились – и Олег побежал к костру. Его помощник, похоже, увлекся гуляньями и про обязанности забыл.

На лугу тем временем закружилась другая пара, которая продержалась куда дольше… На свою голову: упав, ни парень, ни красавица встать не могли, качались и падали, вызывая у окружающих еще большее веселье.

К тому времени, когда Середин накидал на угли несколько охапок свежего хвороста, большая часть пар уже проверила «крепость своих отношений». Почти все, конечно же, неудачно. Одинокие молодые люди стали подтягиваться к огню. Ведь пламя могло спасти от позора любого из них. Достаточно перепрыгнуть через костер – и по ту сторону можно снова выбрать себе пару.

Олег и охнуть не успел, как из огня прямо к нему выскочила девушка с миндалевидными глазами, схватила за уши, крепко поцеловала, взяла за руку, потянула на луг. Они закружились… И опять общих стараний не хватило, чтобы удержать пару. Девица засмеялась, крикнула: «Неудачник!» – побежала к костру.

Середин проводил ее недоуменным взглядом. Так независимо обычно вели себя не русалки, а самые обычные селянки. Но почему она тогда голая и холодная? Или уже не холодная?

На праздник Купавы так случалось всегда. Часть девушек уходила, часть оставалась, русалки увлекались человеческим весельем, а девки начинали прикидываться русалками… Ночь, неясные сполохи огня, смех, кружение, беготня. И вскоре даже мудрым волхвам невозможно было понять, кто где. Олег же, кроме того, никого в Изборске еще и не знал.

Ведун пошел к костру, увидел, как кто-то скакнул поперек, ухватил жертву, едва не сбив с ног, и скрылся с нею в сумерках, до которых свет пламени не добирался. Олег хмыкнул, разбежался и тоже прыгнул, на миг ощутив жар, и сразу за тем – в прохладу. Схватил девушку, опять оказавшуюся той самой, миндалевидноокой.

– А ты настойчив, добрый молодец, – похвалила девица, закинув руки ему на шею, и крепко поцеловала. Жарко, жадно. Крест рядом с нею пылал, словно к запястью приложили уголек, но глаза горели настоящим, живым весельем. И поди разбери, на нее реагирует или на кого-то другого? Тут ведь нежити вокруг, как комаров в осоке. – Ладно, пошли. Может, хоть ныне удержишь?