Громкий голос Айлы, толкнул его в грудь. Ее ответ Нельге был резким как взмах ножа. В них звучал вызов и угроза. Напряжение, сгустившееся вокруг, стало еще острее. А ее рывок в сторону сидевших на земле музыкантов сбил с толку. Что она собралась делать?

Но Кайрон даже рот открыть не успел. Отточенным движением Айла перехватила протянутую лютню. Взяла ее так, словно была рождена вместе с инструментом. Мимолетно огладила крутой бок, трепетно коснулась струн. Светло личико стало совершенно бледным. Глаза потемнели, прячась за упавшими на высокий лоб прядями волос.

А потом длинные пальцы обхватили гриф…

Кайрон замер, так и не дойдя до нее нескольких шагов. И все застыли, напряженно вслушиваясь в первые звуки, поплывшие над поляной. И каждый, даже самый далекий от музыки и тугой на ухо мог сейчас сказать — перед ними не лекарка, а менестрель! В груди дрогнуло сладко и тревожно. И сердце подпрыгнуло к горлу, мешая сделать очередной вдох. Послушные чутким пальцам, струны лютни плакали, рождали прозрачные волны переливчатых нот, наполняя тишину вокруг светлой печалью и грустью. Ласкали слух, разжигая в окружающих жадность и желание слушать еще и еще… А потом Айла запела.

— Я так хотела петь о мире,

О жизни, что беспечна и легка.

Но стоя у твоей могилы,

Мой храбрый воин, я — навек нема…

И Кайрон захлебнулся следующим вздохом. Застыл совершенно, боясь даже моргнуть. Глядя на девушку широко распахнутыми глазами, без боя сдался в плен нежного голоса, опутавшего его по рукам и ногам серебряной цепью. О, как она пела! Каждым словом, каждой нотой творя настоящее волшебство, которому невозможно противиться. И оборотни вокруг, замолкли, как по приказу. Удивленные не меньше, чем очарованные медленно подкрадывались ближе, окружая ее плотным кольцом.

И только это заставило его отодрать ноги от земли. Бросится вперед, расталкивая окружающих локтями и давя в себе желание громким рыком прогнать всех вон, чтобы никто не смел наслаждаться этим дивным голосом. Это его пара! Она будет петь лишь ему!

— … Путь Боги распахнут объятья,

Перенесут туда, где боли нет и слез.

А мне осталось слать войне проклятья,

И ждать спасенья среди сладких грез.

Последний звук поминальной баллады растаял в вечернем воздухе. И мягкая, как черный пух тишина, вновь окутала собравшихся. Но в ушах все еще билась нежная и печальная трель песни. И от желания возродить ее вновь занемело в груди. Только бы еще слово, хотя бы один звук лютни! Что же за сладкий, очаровательный секрет таился в его нежной самочке. Не просто приятный голос, а облитое медом и окованное серебряной вязью горлышко! Волк внутри весь исходил урчанием и восторгом. Умирал от желания положить к ее ногам любую, самую богатую добычу, только бы вымолить хоть полстрочки новых слов.

— Такой дар я приношу в честь павших, — выдохнула Айла, разрушая царившую вокруг тишину. Глаза девушки сверкали и румянец красил щеки. А как упрямо она смотрела вокруг!

— И он бесценен, — звенящий от напряжения, голос вожака дал волю восторженному шуму и глухим просьбам «Еще!»

Нет, в это невозможно поверить! Франко отбила бы ей пальцы и месяц заставила петь сутки на пролет, а оборотням понравилось! У них же чуткий слух! Они не могли не услышать, как иногда соскальзывали непривычные к новому грифу пальцы, а неразработанный голос срывался на фальшь. Может едва заметную, но все же…

Айла вскинула голову, не веря своим ушам и тут же забыла и о восторженных оборотнях, и обо всем остальном. Напротив нее стоял Кайрон. И смотрел так… У нее перехватило дыхание от того восхищения, что горело в темных глазах. Он слушал ее! И любовался ею… Без пошлости, желания затащить после выступления в койку. Один лишь чистый восторг и… гордость? Или это все блики костра, танцующие в его невозможных глазах? В голову бросился хмельной жар. Как будто выпила залпом огромную кружку эля. Только что она пела поминальную балладу, и вот уже не помнит ничего! И видит лишь огромную фигуру в рубашке, что так и трещит на широких плечах, любуется и гордой посадкой головы, и тем напряжением, что сковало строгие черты лица. Да, это все она! И может повторить это снова!

Пальцы пробежались по грифу легко и упруго. И голос сделался вдруг гибче, обретая новые, глубокие и теплые ноты.

— Обернули жемчужины шею, в три ряда, в три ряда* …

Уже забытый азарт охватил сердце. Она ведь так давно не пела! Кажется, вечность назад обмирала то от хвалебных выкриков, то от громкого «У-у-у», если не получалось вытянуть сложные переходы. Кельвин был против ее увлечения, он запретил даже подходить к таверне. И Айла согласилась… Исцеление ведь важнее, чем какая-то музыка.

Воспоминания о женихе мелькнули и пропали. Айла пела. Так страстно, как только могла после долгого молчания. И лютня пела вместе с ней. Пальцы еще соскальзывали, и ноты фальшивили, но это уже было не важно. Когда смотрят так, словно ты не просто девушка, а настоящая драгоценность, глоток чистого воздуха для утопающего, капля воды умирающему от жажды — все становится не важно. Сейчас сама душа расправляла смятые страхом и обречённостью крылья, стряхивала с себя пепел надежд и вместе с музыкой обретала утраченную силу.

Да, она человек! Ну и пусть! Может не так ловка и не так фигуриста, не бегает на четырех лапах и не чувствует обман носом, но она тоже кое-что умеет! А иначе бы оборотни не сидели так смирно вокруг. И глаза рыжей Нельги не полыхали настолько глубоко-отчаянной злобой. Айла посмотрела на нее с вызовом и в ответ получила клыкастый оскал. Красавица была повержена без боя.

Песня закончилась, утопая в одобрительном гуле.

— Ещё, Айла, спой ещё! — тряс ее за рукав Лейф. — Споешь?

Мальчик был таким милым. Айла не могла удержаться от теплой улыбки

— Спою, — согласилась она, заметив, что Кайрон со всеми остальными уселся на землю, — почему бы не спеть.

***

Он вытерпел ровно семь песен. И то лишь потому, что видел, как нравится самочке восторг и внимание слушателей. Сжимал кулаки, впиваясь когтями в ладони, и в то же время едва дышал от гордости, что его пара оказалась так необычна. Почему же она молчала раньше? Не попыталась напеть хоть что-нибудь? Но тут же Кайрон окоротил собственные мысли: испуганная и оглушения новым женщина — последнее, о чем она будет думать это как раз песни. Но теперь Айла будет петь! Столько, сколько сама захочет, но больше всего — ему.

Едва только длинные пальцы замерли, отпуская на волю последний звук, он вскочил на ноги и направился прямиком к сидевшей в кругу соплеменников девушке.

— Я увожу свою пару, — объявил всем. Девушка прикусила губы, покорно опуская взгляд. Его послушная, нежная самочка… Кайрон жадно оглядел стройную фигуру.

— Пусть споёт ещё! — крикнул мужской голос.

— Позже! — прорычал Кайрон и никто больше не осмелился спорить. Приличия были соблюдены. Самка показала свое мастерство и оборотни его признали.