Айла еще раз покосилась на мужчину и уже хотела сбежать обратно в дом, но Кайрон перегородил собой вход.

— Хватит сидеть взаперти. Идём!

— А-м-м-м, — ее протест был пресечения одним строгим взглядом.

Айла пыхтела и сопела, но возражать не решилась. Ее смелость закончилась ровно в паре метрах от логова, но мужчина по-варварски упрямо вел ее в сторону видневшихся среди деревьев домов. У кого-то это были такие же полуземлянки, у других полноценные дома со стенами и крыльцом, но не выше одного этажа. И никаких заборов или оград, а вот расстояние между соседями приличное. И даже очень. Почти в каждом дворе кипела работа.

Мужчины, которые не охотились и не отсутствовали по другим причинам, занимались тяжелой работой. Женщины плели корзины, скоблили шкуры или развешивали на верёвках белье, еоторое стирали за домоми, в специально огороженных закутках, там же и мылись. Все как один оборотни были ужасно чистоплотны.

Кайрон менял одежду утром и вечером. И столько же обмывался водой с добавлением «чистого корня» — жидкого мыла с чуть заметным хвойным ароматом. Волосы мужчины большей частью стригли, а бороды отращивали только к почтенному возрасту. В рубашки никто не высмаркивался, пальцами серу из ушей не доставал, используя для этого специальные, обмотанные тряпочками тонкие ветки, а грязи под ногтями она ни разу не видела даже у детей.

Ее любовь к чистоте и порядку тихо ликовала. Кайрон раздобыл ворох одежды и Айла не могла не чувствовать искренней благодарности, остро приправленной жгучим стыдом — среди прочих вещей было и белье для «грязных» дней. Мужчина касался его. И, наверное, сам выбирал… Айла тихонько перевела дыхание. Все же пока оно ей было без надобности. Походная жизнь — не легкое испытание для женщины. Цикл совершенно испортился и никак не желал начинаться.

Встречные оборотни не спешили рычать презрительное «человечка», и уж точно она не ожидала увидеть в иных взглядах интерес. А мать Лейфа, что шла к ним навстречу, легко удерживая на бедре корзину с клубнями, которые использовались тут вместо картофеля, даже едва заметно улыбнулась!

— Доброго дня, бета Кайрон, Айла.

— Доброго дня, — прошептала растерянная Айла, а Кайрон коротко кивнул, как полагалось бете — главному из волков после вожака. Вот в чьи лапы завели ее Боги…

Крепко держа ее за руку, Кайрон прошел все поселение наискосок и повернул на север.

— А куда мы идём? — все же рискнула спросить Айла, едва последний дом исчез за толстыми стволами сосен.

— Прогуляться.

Как всегда — исчерпывающий ответ. Айла ненавязчиво попыталась освободить ладонь из широкой лапищи, но сильные пальцы сжались ещё крепче.

Нет, так нет. Перед ними показался мелкий ручеек.

— Я са-а-а…ма, — последнее а застряло в горле, когда ноги мягко коснулись мха на противоположном берегу. Руки с талии исчезли, а вот лицо утонуло в двух огромных ладонях. Поворачивая ее голову из стороны в сторону, Кайрон что-то очень внимательно рассматривал.

— Кайрон, — пискнула еле слышно, — что ты делаешь?

— Ищу хоть каплю смелости. Это точно ты переоделась мужчиной и ушла спасать брата?

Айла растерянно моргнула, а оборотень снова схватил ее за руку и повел в чащу. Но их путь оказался недолгим. Взобравшись на холм, они оказались перед черным зевом небольшой пещеры. Не притормаживая ни на секунду, мужчина повел ее прямиком в непроглядную тьму.

— Кайрон! — запротестовала Айла, но на нее шикнули.

Сырой воздух и прохлада быстро выбили из тела полуденное тепло. В Айсвинде и так-то не слишком припекает, а уж тут было и вовсе морозно.

Мужчина вдруг остановился.

— Пришли, — произнес низким, чуть вибрирующим голосом, — теперь ни звука.

Айла настороженно вслушивались в окружающие шорохи и стуки, но послушно молчала. Минута, две…

— Ох!

И слабое, едва занявшееся свечение потухло, словно трепетный язычок занимавшегося костра. Кайрон недовольно цыкнул и Айла прикусила язык. Снова томительное ожидание…

Они были похожи на крошечные нежно-голубые искорки. Всюду — на зубчатом потолке и неровных стенах. Объединялись в мерцающие пятна, наполняя нежным сиянием небольшой каменный грот. Трепетали в такт взволнованного дыхания и тускнели, если вздох получался слишком сильным.

— О-о-о, — почти беззвучно простонала Айла, забывая обо всем вокруг.

— Мы зовём их ночными огоньками, — приятный жар толкнул в спину, а озябшие плечи утонули в согревающих объятьях. — В лесу они есть тоже, но гаснут от любого слишком громкого звука.

От низкого, рычащего голоса по коже словно пронеслись сотни крохотных молний. А ее вдруг толкнуло назад, прямиком в жар и твердость его широкой груди. Вцепившись в каменные предплечья обнявших ее рук, Айла замерла. Огоньки мерцали то потухая, то разгораясь вновь. И голова кружилась от вихря захлестнувшие эмоций, единым порывом выбивших абсолютно все мысли. Она путалась и вязла в разношёрстных чувствах, не имея возможности ухватиться ни за одно. Остатки страха растворились в нежном голубом сиянии.

На задворках сознания здравый смысл стоя аплодировал хитрости мужчины. Невозможно постоянно бояться. И своим каждодневным присутствием оборотень просто выжил все надуманные страхи. И даже голодный блеск его темнеющих глаз стал привычен и…

Айла мучительно закусила губы.

Горячее дыхание шевельнуло короткие пряди, и огрубевшие пальцы будто невзначай, огладили плечо. Даже не ласка — просто касание, а в груди распустились неожиданно острые лепестки непозволительного, тягучего ожидания. Что дальше? Это ведь так будоражит! Заставляет сердце в груди подпрыгивать и кувыркаться, а кровь делает похожей на искристый эль… Тонкий, как игла стыд пронзил измученное сердце. Она, что есть сил, пыталась вести себя прилично, но получалось хуже и хуже. Робкие попытки освободиться не дали результата. Все равно, что выпутаться из каменной западни!

— Красиво, правда? — проурчал над ухом. И новая волна мурашек разошлась по телу.

— Очень…

Их дыхание смешивалось. Кайон пах так вкусно. Чем-то крепким, как темная лекарская настойка из девясила и лесной мяты, и свежим, словно воздух после грозы. Айла глубоко вздохнула, улавливая слабый аромат мужчины и пытаясь распробовать его лучше.

— Айла, — от мерного голоса и самой захотелось мурчать, — прости.

Она вздрогнула, выныривая из охватившей ее неги. Простить? За что?

— Я принял тебя за мужчину, — помолчав, продолжил оборотень, — я ошибся, и ты пострадала… по моей вине.

Нет, это было просто невозможно! Ей вдруг захотелось расплакаться, но совсем не от боли и горя. Сердце сжалось от нахлынувшей волны, щемяще-нежных чувств. Он извинялся перед ней! Так просто, но искреннее. И совершенно по-особенному. Каждое скупое слово было дороже полновесного золота и западало глубоко на дно души, согревая мягким теплом.