Говорила снова панна: «Любишь ли меня?» И с улыбкою небесной, Так роскошно, так чудесно Друга обняла. «О, люблю ли, друг жестокой?.. Я для панны черноокой Все давно забыл…» И, при бледном свете ночи Милой панне в ясны очи Взор немой вперил. Как фонтана тихий ропот, Снова слышен сладкий шепот. Друг заговорил: «Если нет меня с тобою, Обо мне одна, порою, Думаешь ли ты? Веселясь в кругу с гостями, Панна, ясными очами Ты меня ль ждала? Если пыль вдруг в отдаленье, И я мчусь, — хоть на мгновенье,— Рада ль мне была?» «Рада ль? О! мой милый, Для тебя я все забыла, Ты лишь жизнь моя! Если ты когда далеко, Грустно панне одинокой, Страшно без тебя!» И концом она вуаля Тайно слезы отирала, Юноша молчал: Только внемля тихой речи, Он, как мрамор, панны плечи Белые лобзал. Ночь неслася сновиденьем, Скоро утро — в отдаленья Конь зовет давно. «Время! Время! На прощанье Панна даст ли мне лобзанье — Милая — одно?..» «Никогда!.. О! это много…» — И с улыбкою, но строго Отвела лицо; И, как призрак, быстро встала, И уныло взор бросала Панна на кольцо. «Прочь обеты! На прощанье Дай одно, одно лобзанье!» — Юноша вскричал. «Завтра в битву, завтра в поле!..» Он не мог сказать ей боле — Голос задрожал. «Я твоя!»… Мир исчез для них… Пронеслося упоенье… Что ж ты, бурное мгновенье, Вечность или миг?.. С той поры, лишь полночь, панна Тихо станет у фонтана, Дико в даль глядит; Иль одна, во тьме черешен,