Кнутобойцы старались – показали перед Царем высшее мастерство. Удары клали рядком, один за другим, постепенно превращая спину несчастного в кровавую массу. Изломанный на дыбе, обожженный раскаленными клещами, зверски битый кнутом, потерявший рассудок Царевич признался в замыслах против отца и державы…

Далее состоялся Верховный суд с участием высших вельмож и церковных иерархов. Он проходил в Зимнем дворце, где в соседних комнатах мирно спал «Санкт-Петербургский хозяин», будущий Император, любимый сыночек Шишечка.

Суд признал единогласно: «Царевич достоин смерти». После чего, согласно все той же книге Санкт-Петербургской гарнизонной канцелярии, 26 июня уже осужденного на смертную казнь Алексея снова пытали – с 8 до 11 утра, в присутствии отца, приехавшего в крепость…

Вечером того же дня, в шесть часов, Царевич преставился.

Подробности того, как умер Царевич, остались династической тайной.

Петр не мог допустить публичной казни сына. Опасно проливать августейшую кровь на глазах у толпы. По одной версии, его задушил подушкой прапрадед Льва Толстого, глава Тайной канцелярии Петр Толстой. По другой – Царевич умер после очередных побоев.

По свидетельству саксонского посланника Лифаря, Царевича на рассвете разбудили, и началась зверская пытка. Сам Царь участвовал в избиении. Но Алексей лишь потерял сознание. «Еще черт не взял его», – будто бы сказал отец. И уехал, предполагая продолжить. Но Екатерина якобы избавила мужа от новых усилий. Она послала к Алексею придворного врача, который и отворил вены у Царевича…

Как бы то ни было, наутро Петр и Екатерина впервые вздохнули свободно: проблема престолонаследия была решена. Их сын Царевич Петр Петрович стал полноправным и единственным наследником престола.

26 июня 1718 года было опубликовано официальное сообщение, в котором говорилось, что Царевич, выслушав справедливый приговор, пришел в ужас, попросил позвать отца, просил прощения у него и скончался, полностью раскаявшись в содеянном.

После смерти Алексея состоялся великолепный пышный бал – Царь в очередной раз праздновал годовщину победы над шведами… Гости веселились, пировали, празднично жгли фейерверки, пушки салютовали.

Однако по Петербургу прошел слух, будто бы, умирая, проклял Алексей отца, новую столицу и весь романовский род…

Некоторое время Петр продолжал бороться с тенью замученного Алексея. В появившемся Манифесте Царевич был посмертно обвинен в попытке вступить в сношения с Карлом Двенадцатым. В конце года изготовили медаль с изображением царской короны, парящей в солнечных лучах, и с надписью «Горизонт очистился».

На самом деле на горизонте оставалась еще одна опасная тень – Евдокия, теперь монахиня Елена. Первая супруга, боярыня…

Но и здесь Петр не сплоховал. Уничтожив сына, Царь в том же 1718 году решил опозорить мать. Это входило в общий проект уничтожения старой Семьи на случай его смерти. Никто не должен был соперничать с бывшей кухаркой, которой Петр решил завещать трон. Он делал все, чтобы окончательно успокоить любимую – полностью очистить горизонт.

За бывшей женой Петра Царицей Евдокией (монахиней Еленой) с самого начала ее пребывания в Суздальском монастыре внимательно следили. Об этом знал ее сын. Всего однажды он тайно встретился с матерью и тотчас получил жестокий нагоняй от отца. Поумнев, Алексей заклинал своего духовника Якова Игнатьева: «Во Владимир не надлежит вам ехать, понеже смотрельщиков за вами много».

И вот теперь время настало – вслед за ненавистным сыном следовало уничтожить постылую Евдокию.

В том же феврале 1718 года, когда Алексея выманили в Россию, провели обыски в Суздальском монастыре. Туда был направлен капитан-поручик бомбардирской роты Григорий Скорняков-Писарев с наказом Петра: «Ехать тебе в Суздаль и там в кельях бывшей жены моей и ее фаворитов осмотреть письма. Ежели найдутся подозрительные, по тем письмам, у кого их вынул, взять их под арест и привести с собою вместе с письмами…»

Петр, конечно же, знал, какие письма найдутся! «Смотрельщики» за Евдокией уже все ему о ней сообщили.

Насильно постриженная в монахини, Евдокия не понимала, что «смотрельщиков за ней много». В монастыре она сильно скучала. И от скуки начала ездить по соседним монастырям. Бывшую Царицу, как правило, сопровождали 25–30 человек. Причем задача их состояла не только в том, чтобы привезти монахиню-Царицу к месту назначения, но и в том, чтобы ее никто не увидел. Поэтому окна ее кареты были завешены сукном, и путешествия обычно проходили в ночные часы.

Но если Евдокия ехала днем, то за четверть часа до приезда бывшей Царицы в монастырь прибывал дворецкий с повелением игуменье, чтобы монахини не выходили из своих келий и не выглядывали в окна. В ожидании, когда откроют церковь и подготовятся к службе, инокиня Елена располагалась в келье игуменьи. Службу исполняли приехавшие с нею священник и несколько клирошан. По завершении службы в келью приносили обед. После обеда с игуменьей Царица-инокиня возвращалась вместе с сопровождающими в Покровский монастырь – с соблюдением тех же предосторожностей.

Позднее, уже под следствием, Евдокия каялась в письме бывшему мужу – мол, на самом деле она давно перестала быть монахиней и сбросила с себя монашеские одежды. «Всемилостивейший государь! В прошлых годах, а в котором не упомню, при бытности Семена Языкова, по обещанию своему, пострижена я была в Суздальском Покровском монастыре в старицы, и наречено мне было имя Елена. И по пострижении в иноческом платье ходила с полгода; и не восхотя быти инокою, оставя монашество и скинув платье, жила в том монастыре скрытно, под видом иночества, мирянкою. И то мое скрытие объявилось чрез Григорья Писарева. И ныне я надеюся на человеколюбные Вашего Величества щедроты: припадая к ногам вашим, прошу милосердия, того моего преступления о прощении, чтоб мне безгодною [преждевременною. – Э. Р.] смертию не умереть. А я обещаюся…

Но старица Елена в том письме повинилась не во всех грехах. Ни единым словом она не обмолвилась о куда более тяжком нарушении монашеского устава, нежели смена иноческой одежды на мирскую, – о своей любовной связи с капитаном Степаном Глебовым.

Не понимала она, что и это тоже было известно Петру, и теперь наступала расплата. В это время уже прошли обыски у ее бывшего «фаворита» Степана Глебова, и были найдены все ее письма к нему.

В Суздале в эти годы происходили интереснейшие события, о которых всеведущий Преображенский приказ, конечно же, знал. Но пользоваться этими знаниями не время было. Теперь время наступило. .

Итак, инокиня Елена (она же Царица Евдокия Лопухина), постриженная в 1698 году насильно, вопреки воле своей и Патриарха, уже в монастыре тайно отказалась от монашества и сбросила с себя монашеское платье. Тогда же, в монастыре, с ней вошел в сношения и, несмотря на строжайшее запрещение, виделся с нею ростовский епископ Досифей. Он и подарил ей безумную надежду. «Сказывал ей, что когда он молился, будто ему гласы бывали от образов, и явились ему многие святые, сказывали, что она будет по-прежнему царицей».