– Найди его и спроси, – сказал детектив.

– Сам ищи его, черт возьми, и сам спрашивай! – огрызнулась Чарли. – И если он заявит, что ничего не писал, то именно он, черт его побери, солжет!

– Ты вся дрожишь, – сказал муж, приближаясь к ней.

Чарли готовилась к очередной словесной атаке, но он лишь погладил ее по плечу и… неужели по лицу его скользнула усмешка?

– Ладно, игра закончена, – признался он, – адрес записал я сам.

– Пардон? – Чарли словно окаменела.

– Да, я сам написал его и оставил на видном месте, чтобы ты обнаружила запись.

Эти слова все объясняли. И одновременно не проясняли ничего.

– Ты что… ставил на мне эксперимент?

– Я понял, что остаток дня мне придется ползать перед тобой на коленях, и именно этим я теперь и займусь, – Саймон улыбнулся, явно гордясь собой. Все получилось, как он задумал.

– Это как-то связано с работой, верно? – догадалась женщина. – У нас медовый месяц, а ты не можешь забыть о чертовой работе! Я так и знала, что мысли твои витают где-то далеко!

– Ну, с работой это связано лишь отчасти, – возразил ее супруг. – Чуть позже ты сможешь поделиться со мной своими соображениями по поводу того, где должны витать мысли во время медового месяца, но пока наш разговор свеж в твоей памяти, мне необходимо по горячим следам обсудить с тобой кое-что.

– Он останется свежим, Саймон, и через двадцать лет.

Как все те обиды, которые ты наносил мне в прошлом: они свежи, как клумба маргариток, по одному цветку на каждую обиду.

– Ты поверила мне? Что я не писал этого? Не начала ли ты сомневаться, что не могла сама написать этого, не возникла ли у тебя мысль, что ты могла сделать это в беспамятстве?

Чарли поежилась. Адреналин все еще будоражил ей кровь.

– Ненавижу, – буркнула она. – Ты напугал меня.

– Ты поверила мне, но только потому, что тебе отчаянно хотелось, чтобы я поверил тебе, – спокойно продолжил Саймон. – Ты предложила мне своего рода соглашение: взаимный иммунитет от сомнений. Что могло бы сработать благодаря Доминго. Только он еще живет здесь с нами, и абсолютно не важен для нас. Если б он сказал, что не писал этого, мы могли бы отмахнуться от него, сочтя лжецом, и ничуть не расстроились бы, поскольку нам до него нет никакого дела. А что если бы здесь не было и Доминго? Если бы ты четко знала, что не писала адреса, а я продолжал клясться, что тоже не имею к этому отношения, – что тогда ты могла бы подумать? Могла ли начать сомневаться в собственном психическом состоянии? Могла ли предпочесть заключение, что лгу я… единственный, у кого ты не смогла выудить правду?

– Ты бы лучше сказал мне для начала, к чему весь этот эксперимент? – нервно спросила Чарли. – Я не собираюсь проводить остаток нашего медового месяца…

– Успокойся, – сказал Саймон, – я собирался рассказать тебе…

– Тогда почему же ты уже не рассказал мне… в аэропорту или в самолете? К чему так долго тянул, зачем мучить меня? Я так и знала, что у тебя душа не на месте. Ты отрицал это. Вот уж настоящий лжец!

Не слишком ли она раздувает его вину? Может, стоит просто посмеяться?

Но отшутиться попытался сам Уотерхаус.

– Я думал предоставить тебе немного времени для раздумий, – поддразнивая супругу, произнес он. – Томление в неизвестности подогревает интерес…

– Понятно… Уж не такого ли принципа ты придерживаешься и в нашей сексуальной жизни?

Улыбка стерлась с лица Саймона.

Понедельник, 19 июля 2010 года

Кит держал мою руку под столом, пока Сэм Комботекра разворачивал лэптоп экраном к нам. Я вздрогнула: мне не хотелось больше видеть эту комнату.

– Не волнуйтесь, – сказал Сэм, видя, что я отвернулась и прижалась к мужу. – Вы не увидите ничего плохого – всего лишь обычную гостиную, которую видели раньше. В ней не будет ничего лишнего. Но мне нужно, чтобы вы посмотрели на нее. Нужно показать вам кое-что.

– И поэтому мы пришли в столовую? – спросила я.

Чего-то он, похоже, недоговаривает. Уж лучше бы Комботекра еще раз заглянул в коттедж «Мелроуз», если это местечко – лучшее из возможных здешних альтернатив. Мы сидели в столовой размером со школьный актовый зал, наполненной жуткой какофонией: грохотом подносов, шумом посудомойщиков, громкими разговорами по обе стороны от раздаточного окошка, а также и в нем самом – две пожилых, похожих на огородные пугала раздатчицы, если их принято так называть, буквально ржали над шутками молодого полицейского в форме с лоснящейся самодовольной физиономией. Вдоль одной стены расположился ряд игровых автоматов, подмигивающих своими разноцветными огоньками и непрерывно издающих пронзительные звуковые сигналы.

Я ощущала себя невидимкой. Горло уже саднило от громких возгласов, сделанных в попытках услышать собственный голос. В сочетании с жаркой духотой запахи сосисок и яиц казались тошнотворными.

– Конни? – сдержанно произнес Сэм. Все здесь были чертовски сдержанны и разумны, не считая меня. – Прошу вас, взгляните на монитор.

«Тебе нужна только часть правды или ты хочешь узнать всю правду? То есть все или ничего?» – вспомнились мне слова Элис.

Я заставила себя взглянуть на экран лэптопа. И вот опять она: гостиная дома № 11 по Бентли-гроув. Никакой мертвой женщины на полу, никакой крови. Детектив наклонился над компьютером и показал на угол комнаты возле эркера.

– Вы видите этот круг, на ковре?

Я кивнула.

– А я не вижу, – сказал Кит.

– Тусклая коричневатая обводка – почти окружность, правда, не завершенная, – уточнил Сэм. – Внутри нее ковер имеет слегка другой оттенок, видите?

– Эту обводку – да, – согласился Кристофер. – Точно вижу. Только цвет для меня выглядит одинаковым, как внутри, так и снаружи.

– Внутри окружности он темнее, – возразила я.

– Именно так, – кивнул Комботекра. – Это пятно осталось от рождественской елки.

– От рождественской елки? – переспросила я. Он, что, решил пошутить? Я смахнула пот, выступивший над верхней губой.

Глядя на меня, Сэм закрыл крышку лэптопа.

«Просто скажите все, что бы то ни было, – мысленно взмолилась я. – Скажите, как вам удалось доказать, что я ошиблась, что я безумна и глупа!»

– Полиция Кембриджа проявила готовность к сотрудничеству, – сообщил полицейский. – Гораздо охотнее, чем я ожидал. Благодаря их усилиям, надеюсь, я смогу успокоить все ваши тревоги.

Я услышала облегченный вздох Кита, и меня окатила холодная волна ожесточенного возмущения. Как он мог испытать облегчение, еще не услышав новых сведений; неужели он полагает, что все вопросы решены? В любой момент теперь он может вытащить свой «Блэкберри» и начать бормотать о том, что ему пора возвращаться к работе.