Ишь, стоит, переминается с ноги на ногу. И чего, интересно, ему дома не сидится в такой дождь. Кстати, действительно ведь Степанцов стоит у ее дома. Лариса шмыгнула носом и остановилась рядом.

– Здравствуй, – сказал Василий. – Я тебя жду. Слушай, я пришел извиниться. Такое наговорил. Чепуху всякую, не обращай внимания. Нет, справка действительно есть.

И он показал ей бумагу. Лариса прочитала. Действительно, есть, даже диагноз какой-то записан, но слишком непонятно. Хотя какое это теперь имеет отношение к ней?

– Я согласен разводиться. Раз ты этого хочешь.

– Я уже не знаю, чего хочу. Стрелкин женился.

– Каким это образом? Ты же еще не развелась?

– А он не на мне женился. На другой девушке. Ночью.

– Во дает! Вот молодец! – радовался за Стрелкина Степанцов.

– Ты так считаешь?

– А ты? – ответил вопросом на вопрос Василий, разглядывая ее заплаканные глаза. – Понятно. Страдаешь. Думаешь, что не переживешь. Потеряла такого парня! Такой кадр ушел к другой. Какое той счастье привалило! Рви теперь на себе волосы и посыпай голову пеплом. Ах, нет. У тебя еще есть в запасе принц! Только где он, этот принц? Уехал в свой гарем? Как и Стрелкин!

– Василий, ты чего?

– Да так, ничего. Правда глаза колет? Допрыгалась? Ах, Степанцов, дай мне развод. На тебе два развода.

– Ты чего, Вася?

– Понятно, теперь ты не знаешь, чего хочешь. Зато я знаю. Я хочу с тобой развестись! Пошли в загс немедленно! Звони своей подружке Настасье, пусть готовит документы на развод. Я согласен.

– Слушай, а ты что, действительно того? Вот и не верь справкам.

Лариса зашла в подъезд.

Он догнал ее на девятом этаже. Властно прижал к себе и поцеловал. Она давно так не целовалась. Было в этом поцелуе что-то волнующе необыкновенное. Чувственное и трогательное. Нежное и трепетное. Она подалась к нему всем телом, но неожиданно Степанцов ее мягко, но уверенно отстранил.

– Взял реванш, – произнес он, сжимая губы.

И, с шумом перепрыгивая через ступени, полетел вниз.

– Настя, они меня бросили, – плакала Лариса в трубку, – все. По очереди. Сначала один, потом другой. И оба поцеловали на прощание.

– Ну, мужики, ну, проходимцы, тунеядцы, алкоголики!

– Ты это о ком? – не поняла Лариса.

– Какая разница, они все одинаковые.

– Нет, целуются они по-разному.

– Тебе, конечно, виднее. Но я, как твоя подруга, должна тебя предупредить: не расслабляйся, когда тебя целуют и говорят, что это на прощание. Такие просто так не уходят. Они возвращаются, как мумии. Мумия всегда возвращается!

– Мама милая, ты это о чем?!

– Да так, фильм хороший недавно посмотрела. Про мужиков, которые возвращаются. Ну, ладно, мне нужно на работу собираться. Будет время, заходи.

– Ага, вдвоем зайдем. Со Степанцовым. Разводиться.

Судьба иногда выдает такие перлы, что диву даешься. Живет, живет человек, и вдруг раз – и женился! Ни с того ни с сего. Камень на шею и в омут головой. С камнем на шее по имени-отчеству Иван Васильевич сидела у матери Ларисы ее давняя приятельница Матильда и рассказывала о своей счастливой судьбе.

– У меня как раз дочка замуж вышла, – в этом месте Ольга Петровна понимающе закивала, – за молодого филолога без жилищных проблем. Эти проблемы у меня появились. Жить стала на кухне, спать там же. И вот лежу как-то, суп на плите помешиваю и газету читаю. А там объявление: «Сдаю бесплатно комнату в квартире с соседями жильцу с вредными привычками и порочными связями. Иван Васильевич». Телефон, адрес. Думать долго не стала, побежала по адресу. Нашла дом, квартиру, дверь. Стою, звоню. Я и не сразу поняла, что дверь открылась. Еще постучала дважды какому-то амбалу в живот. Тот как громыхнет: «Чего тебе, тетка, надо?!»

– Ну надо же, – возмутилась Ольга Петровна, подливая гостье чаю, – теткой обозвал!

– А у меня в голове все перепуталось. Я ему говорю: «Чапаева мне. Василия Ивановича». Вдруг из-под его руки бигуди какие-то высовываются и нагло мной интересуются: «Че надо, кто такая?» А он ей говорит: «Анка-пулеметчица к Чапаеву пришла».

– Ну надо же, пулеметчицей обозвал!

– Да, и кричит: «Гони ее в шею!» Представляешь? – Ольга Петровна представила этот ужас. – Я и не сразу поняла, что дверь закрылась. Минут пять еще объяснялась. И так обидно стало, что комната бесплатная пропадает! И вспомнила я, как зять об меня на кухне споткнулся и кипяток пролил. Себе на ноги. А дочка чай ночью расплескала мне в постель.

– Ну надо же, тебе в постель!

– Стала я снова звонить. Дверь рукой придерживаю, чтоб наверняка. Только она открылась, я у амбала между ног прошмыгнула! И в первую попавшуюся комнату забежала. Большая, простор-ная, светлая! Я его не сразу заметила, как раз обои щупала. Вдруг очки из-за компьютера меня спрашивают: «Вы по объявлению?» – «Да», – ему отвечаю. «А вы с привычками?» – «А как же, – говорю, – я же, простите, теща!» Подошел он ко мне, стал принюхиваться.

– Надо же, принюхиваться!

– Пришлось сказать, что с утра стакан одеколона выпила, закусить не успела. Вчера после трех бутылок с балкона прыгнула. Пачку «Беломора» натощак выкурила после того, как дихлофосом надышалась. И вообще, говорю, только что из тюрьмы вышла. Век, извините, воли не видать! И плюю ему под ноги.

Ольга Петровна взмахнула руками, как крыльями, которые сразу и сложила. Вся такая воздушная интеллигентная Матильда – и вдруг: «Век воли не видать!» Вот что приходится творить из-за собственного ребенка.

– А я и думаю, – продолжала та, – попался, голубчик. Комната моя. Что еще хуже может быть? Я и не сразу поняла, когда он меня к столу подвел. А там бутылка водки и банка лосося. Я ему говорю, что к лососине белое вино полагается, а к водке – килька в томате. Он оправдывается, что кильки нет и томата тоже. Божится, что сам пьет только виртуально. Ну, сели мы за стол. Он себе наливает, мне. Снова себе, снова мне. Может, хватит, интересуюсь. Нет, говорит, нужно до определенной кондиции дойти. После того как дошли, плохо помню, что было. Вроде сначала к соседям пошли за килькой, или допили, а потом пошли. Потом Иван Васильевич открывалкой по кильке стучал и кричал: «Откройте, милиция!» Соседи открывать побежали. Потом я показывала, как с балкона прыгала и вместо себя амбала уронила. Потом демонстрировать пришлось, как дихлофосом дышала. Пакет целлофановый на бигуди надела. Она сопротивлялась, кричала. Иван Васильевич ее скотчем к стулу привязал и показывал ей виртуальную реальность. Проснулась я утром на кровати, рядом он. Очки протирает, радуется.

– Какие высокие отношения!

– Да уж. Теперь комната моя. Наша с Ваней, и фамилия у него оказалась не Чапаев. – И Матильда положила на стол перед Ольгой Петровной газету, где красным фломастером было жирно обведено объявление: «Сдадим бесплатно комнату с буйными интеллигентами. Соседи Ивана Васильевича». – Вот так-то. Побегу Раисе Александровне расскажу, что со мною случилось.