Лучше бы не рассказывал! У дядьки моего глаза аж засветились, словно лучину в его башку вставили. Вцепился он здоровой рукой в бороду-мочалку, качнул шлемом:

– Тысяча лиг! Много, конечно, но что такое тысяча лиг перед лицом доблести рыцарской?

Хотел я спросить, бывал ли он хоть раз в море, когда штормить начинает, но не стал. Ведь шторм перед лицом доблести рыцарской – тоже сущая ерунда!

О доблести рыцарской в этот день еще раз вспомнить пришлось, да только совсем по другому поводу. Даже сразу по нескольким.

Здесь, в Андалузии Приморской, я за рыцарем моим особенно внимательно поглядывал. Это там, на Алькудийских полях, овец больше, чем людей. Здесь же – наоборот совсем, в харчевнях – не протолкнуться, на постоялых дворах народ прямо на улице ночует. Так что жди беды отовсюду. Как заведется Дон Саладо со своими великанами и людоедами, как назовет трактирщицу принцессой!

Пока обходилось. И вовсе не потому, что идальго мой помалкивал. Совсем даже напротив! В первой же харчевне толстопузого хозяина «сеньором герцогом» титуловал, заодно осведомившись, не требуется ли ему помощь против злобных великанов, что во дворе его замка обосновались. Повезло – хозяин смешливый попался, решил, видать, что гость шутки шутить горазд.

…А той девчонке, которую мой рыцарь «инфантой» назвал, даже понравилось. Покраснела, хихикнула…

Понял я, что зря опасался. Много народу – даже хорошо. Привыкли тут к чудикам, да и сами андалузцы слова в простоте не молвят. Так что Дон Саладо вполне ко двору пришелся. Ну, едет себе сеньор в помятом шлеме, ну, кажет вежество свое рыцарское. Драться не лезет – и ладно.

И в харчевне, куда мы ближе к вечеру завернули, тоже обошлось. Хозяин (диво дивное, первый раз я худого трактирщика увидел) только кивнул, когда наш рыцарь его «благородным сеньором» назвал. Не до удивления ему было – народу полным-полно, еле-еле мы места свободные нашли. А вокруг – шум, кружек стук, разговоры всякие. Ковырнул я ложкой здешнюю олью, винца хлебнул – да и уши навострил, благо Дон Саладо с толстячком вновь о земле той неведомой лясы точить принялись.

А я себе слушаю. Не их, понятно, с ними-то я наговориться еще успею…

Послушал, снова из кружки хлебнул.

Да, дела!

Черно-белые, жердь и громоздкий, и тут побывали. Правда, народец здесь поумнее, чем в Касалья-де-лаСьерре. Поумнее – да потише. Бить никого не били, но из соседних селений несколько семей марранских уже уехали – от греха подальше.

Выходит, во всей славной Андалузии такое творится? А может, и по всей Кастилии?

Про младенца, украденного и распятого, тоже толковали. Оказывается, все началось в такой же харчевне, только в Ла-Гвардия. Не понравился завсегдатаям тамошним некий пожилой сеньор. Точнее, не он, а его нос. И решили они узнать, а что у этого носатого в дорожной сумке такое? Глядь – а там гостия святая!

Ну и кликнули парней из Эрмандады. А те, понятно, рады стараться. Прижали носатого к стенке, сапогом куда надо наступили…

Ох, не понравился мне этот рассказ! И про сапог, и про сумку. А ежели в мою заглянут? Святой гостии там, понятно, нет, но ведь у меня не только сумка с собою…

– Начо! Начо!

Фу-ты, что значит задуматься! Эге, а чего это с нашим толстячком? Шепчет, глаза скашивает куда-то влево… И я глаза скосил. Скосил – и плохо мне стало. Эрмандада! Накликал! Вот уж, не поминай беса к ночи…

Виду мы не подали, за олью взялись, за винцо. Сидим, никого не трогаем, ни в чем не виноваты. То есть это мы с сеньором лисенсиатом вид делаем, а славный идальго гостей незваных даже не заметил. Ну и хорошо!

Вдруг обойдется?

Не обошлось, понятно…

– Так что, добрый вечер, сеньоры! Кто такие будете, откуда да куда едете? А бумаги какие имеются?

Бородатые, в латах, на красных рожах – усмешки. Сразу поняли – нездешние мы, таких и проверять следует.

…И что обидно – мзды не берут! На лапу, в смысле. Не берут, потому как не просто Эрмандада, а Святая. То ли дело обычные альгвазилы. Сунул пяток мараведи – и гуляй.

Хотел я ответить и уже глаза скосить приготовился – чтобы налево и чуток вверх.

Не успел.

– И вам добрый день, славные рыцари!

Ну конечно, Дон Саладо! Уже стоит, мочалку свою выпятил.

…А про «рыцарей» им, кажется, понравилось.

– Приветствует же вас скромный идальго Алонсо Торибио-и-Ампуэро-и-Кихада…

Переглянулись бородачи, один даже шлем снял. Не иначе – подействовало!

– Рады приветствовать вашу милость! А это спутники ваши?

Его, само собой. Дон Саладо сие подтвердил, даже «доблестными сеньорами» назвал.

– Мы чего спрашиваем, – продолжал бородач, тот, что шлем снял. – Потому как время тревожное. Заброды всякие ходят, добрых людей бить зовут, разбойники опять же. А в Авиле, слыхали, мятеж учинился. А вы-то часом не из Авилы едете?

…Самое время глаза скашивать!

– Мятеж? Какой мятеж, сеньоры?

Это уже толстячок. Молчал бы лучше, а то спросят про мешок с деньгами, что на брюхе его спрятан!

– Или вы не слышали? – удивился бородач. – Мятеж в Авиле нынче. Добрые горожане против герцога Бехарского как один поднялись. То есть не добрые, конечно… Гм-м…

– Войска, что герцог послал, как есть разбили! – подхватил второй, чуть постарше. – Потому как оружия у мятежников – страх как много. И бомбард, и кулеврин с аркебузами, и пороху само собой. А ведь порох, сеньоры, в Кастилии нашей продавать запрещено. Так не оттуда вы?

…Ну, пороху в моей сумке, конечно, нет – как и святой гостии.

– Ручаюсь я за спутников своих! – гордо ответствовал Дон Саладо. – Игнасио Гевара, славного моего эскудеро, повстречал я в неком замке великанском, где напали на меня жестокие людоеды…

Ой!

– Но оный Игнасио Гевара опасность презрел и помощь мне оказал, людоедов страшных не убоявшись…

Ну, все…

Договорил рыцарь мой. Умолк.

Тихо-тихо вокруг стало, я даже голову поднять не решился. Кажется, рядом с нами вся харчевня собралась.

– С-с-сеньор! – наконец выдавил из себя бородач. – С-с-сеньор, вы…