– Но… – попытался возразить Полковник.

– Но, с другой стороны, – сказал Гринчук, – я понимаю, что внутренние разборки среди ваших новых русских дворян продолжаются и могут потребовать моего внимания.

– Да, – неожиданно для себя самого подтвердил Полковник. – Вот именно. И…

– Поэтому я оставляю прапорщика Ивана Бортнева на боевом посту, – Гринчук чуть улыбнулся.

– Нет, подождите, что значит – Бортнева? Вы имеете обязательства…

– Да? – чуть приподнял брови Гринчук. – Обязательства… Но, если мне не изменяет память, вы, господин Полковник, брали на себя обязательства помочь Михаилу. Вы обещали разыскать остатки вашей сверхсекретной программы. Вы гарантировали, что мы разыщем прошлое Михаила. Во всяком случае, сделаем все возможное. Нет?

Полковник кашлянул.

– Простудились? – спросил Гринчук.

– Я обещал…

– Слово солдата больше не золото?

– Золото, но…

– Знаете, Полковник, когда человек дает слово, он теряет право на служебные части речи типа «но». Если у меня не будет слова, то что у меня будет? А, Полковник? – Гринчук улыбался, но теплее от этой улыбки не становилось.

Полковник оторвал, наконец, пуговицу от плаща и сунул ее в карман.

– Месяц, – сказал Гринчук.

– Что? – не понял Полковник.

– Я даю вам месяц. В течение этого месяца я продолжаю нести нелегкую службу дни и ночи. А вы в течение того же месяца перестаете ссылаться на объективные трудности и начинаете искать реальные возможности. В конце концов, это вы работали в той программе. И вы нашли Михаила. А как говорят мои подопечные, за базар нужно отвечать, – Гринчук покрутил в руках диктофон, словно прикидывая, куда его пристроить, а потом, решив, протянул диктофон Полковнику. – Это вам, герр оберст. Можете порадовать еще и Владимира Родионыча.

Порадовать Владимира Родионыча не получилось.

Нет, впечатление записи всех трех разговоров на него произвели. Но впечатление это радостным было назвать трудно. Скорее даже наоборот. А комментарий Полковника к записям и краткий пересказ тяжкого разговора с Гринчуком, к озабоченности добавил изрядную долю злости. Переходящей в ярость.

– И сообщив вам это…

– И сообщив мне это, он попросил очистить салон автомобиля. Ему нужно было срочно ехать на встречу с Милой Чайкиной. И дело не терпело отлагательства.

– К Чайкиной, значит. Там дело не терпит отлагательства, а здесь, значит…

– А здесь, по утверждению Гринчука, у него пока вообще нет дел. Ибо таинственный город Приморск в круг его интересов не входит, – Полковник развел руками, словно извиняясь за резкость Зеленого. – Сам он заниматься волшебными превращениями Мастера не собирается. Да и нашими проблемами он будет заниматься еще месяц. А потом бросит все на прапорщика…

– И у нас резко повысится рождаемость среди новых дворян, – оборвал Полковника Владимир Родионыч. – Вы мне это уже говорили.

Владимир Родионыч нарисовал на листе бумаги большущий вопросительный знак. Посмотрел внимательно на рисунок и обвел вопросительный знак овальной рамочкой, с завитушками и вензелями.

Полковник молча ждал завершения художественных работ.

– Ладно, – сказал Владимир Родионыч почти спокойным голосом, – предположим, что Гринчук действительно во всем этом участия принимать не будет. Тогда что будем делать мы? Есть предложения?

– Можно просто изъять Мастера из обращения, вывезти его на одну из наших баз и плотно поговорить, – Полковник достал из кармана плаща, который так и не снял, оторванную пуговицу и принялся крутить ее в руке. – Наверное, он скажет все.

– В вашем голосе мне мерещится некая неуверенность, – заметил Владимир Родионыч. – Будто вас самого что-то не устраивает в этом варианте. Нет?

– Отчего же? – возразил Полковник. – Я бы даже сказал – отнюдь. Это действительно очень эффективный и не дающий сбоев метод. Тем более что мы могли бы его дополнить химическими компонентами. Как это принято называть в романах – сывороткой правды. Но…

– Но?

– У нас с вами будет очень странное выражение лиц, если Мастер и под давлением расскажет об оборотнях и злых колдунах. А кроме этого… – Полковник взял со стола диктофон, – кроме этого в разговоре с Гринчуком Мастер так ничего толком и не сказал. И не исключен вариант, что, допросив его, мы получим информацию о мелкой разборке Мастера и Атамана. Но при этом, изъяв Мастера, мы нарушим весь баланс сил в городе. Начнется передел и беспредел. Вы ведь читали отчет? На Мастера завязано слишком много всего. И сейчас нет реальных кандидатов на его место. Вернее, кандидаты есть, но поддержки у них, достаточной для беспроблемного воцарения, нет.

– И получается, что Мастера выводить из игры нет никакого смысла, – медленно произнес Владимир Родионыч. – И получается, что нужно просто вести расследование. Послать людей в Приморск…

– Можно, – согласился Полковник.

Слишком быстро согласился. Настолько быстро, что Владимир Родионыч поморщился и скомкал в руке свой рисунок.

– Из вас сегодня исключительно скверный собеседник, – сказал Владимир Родионыч. – Прескверный. Вы постоянно что-то недоговариваете и отводите взгляд.

– А еще я промок стараниями Гринчука и, кажется, простыл, – добавил Полковник. – Знобит.

Владимир Родионыч нажал кнопку на селекторе:

– Инга, принесите, пожалуйста, мне чай, а Полковнику…

– Как обычно, но с коньяком, – сказал Полковник.

– А Полковнику – чай с коньяком.

– В одной посуде? – уточнила Инга.

– В разных, – подсказал Полковник.

– Сейчас, – ответила Инга.

Владимир Родионыч задумчиво посмотрел на скомканный листок бумаги в своей руке.

– Озябли, значит, – неопределенным тоном произнес Владимир Родионыч.

– Да.

– Настолько озябли, что даже ничего в голову толкового не приходит…

– Отчего же? Приходит. Вот сейчас хлопну коньячку…

– А печень?

– Вот сейчас хлопну чуть-чуть коньячку, – поправился Полковник, – и мне станет теплее.

– И вы скажете то, что вас так тревожит, – подхватил Владимир Родионыч. – Вы же как на иголках сидите. И постоянно что-то обдумываете и взвешиваете. Что?

– Юрий Иванович… – начал Полковник, но замолчал, когда открылась дверь кабинета, и вошла Инга с подносом в руках.

Полковник подождал, пока Инга поставит принесенное перед ним и Владимиром Родионычем, поблагодарил и молчал, пока дверь за секретаршей не закрылась.

Владимир Родионыч взял в руки стакан в серебряном подстаканнике, осторожно отхлебнул. Полковник отвинтил пробку с бутылки и осторожно налил себе коньяка. На самое донышко хрустального стакана.