Баллистар отошел и сел, прислонившись к плакучей иве.

По склону спускался верхом на коне Асмидир в одежде коричнево-рыжих тонов, в темно-зеленом плаще. Вместо привычной накидки на голове у него был шлем с серебряной маковкой. Увидев Баллистара, он натянул поводья и спешился.

– Где она?

Баллистар показал на грот.

– Там еще колдун сидит, противный такой старикашка.

– Что с ней?

– Она избита и поругана, но скоро выздоровеет, я знаю.

– Ты прав, – кивнул чернокожий. – Что слышно от Фелла?

– Я уже три дня здесь и не слыхал ничего. Но вряд ли они сумеют его поймать. Фелл хитрый, и он сильнее, чем думает сам.

– Ты видишь многое, Баллистар, тебя не обманешь. Я забираю Сигурни к себе – едем с нами! Думаю, она захочет, чтобы ты был рядом с ней.

– Быть может, она не захочет ни меня, ни тебя. Она только что сказала Талиесену, что ни один мужчина ее больше не тронет – может, теперь за грехи немногих она ненавидит нас всех.

– Для этого она слишком умна, дружище. Ну как, согласен?

– Конечно. Она мой друг.

– Мой тоже. Я за нее жизнь отдам, веришь?

Баллистар заглянул Асмидиру в глаза:

– Верю. Я не люблю тебя, черный, но верю.

– Любить меня не за что, Баллистар. Я был жестким человеком, порой даже жестоким, но друзей не предавал никогда. Предательство чуждо моей натуре. Я хочу помочь Сигурни, научить ее всему, что сам знаю.

– Чему же ты можешь ее научить?

– Военному делу.

* * *

Пятеро мужчин почти не разговаривали, идя через лес – каждый был погружен в свои мысли. Пекарь Тови думал о своем старшем сыне, взятом в заложники. Мальчик держался прямо и не показывал, как ему страшно. "Совсем как я в молодости, – с гордостью думал отец. – Даже лучше. Он много взял от матери, а она происходит из хорошего рода".

Грейм-кузнец, пока солдаты отбирали заложников, употребил всю свою железную волю на то, чтобы не кинуться на улыбчивого офицерика и не вышибить ему мозги своим молотом. "Дожили, – думал он. – Чужеземцы без опаски являются в наши деревни и забирают наших людей". Кузнецу казалось, что этот позор тяготеет на нем одном.

Впереди двое лесников вели Фелла. Бакрис Беззубый шел слева, Гвин Черноглазый справа. Гвин, любивший Фелла больше собственных братьев, ломал голову над тем, как бы помешать лесничему сдаться властям. Но что тут придумаешь, когда речь идет о четырех жизнях? Сын Тови, вдова Маффри, пастух Клемет и толстушка Нами, дочь Маккуса. Фелл – человек чести. Услышав о заложниках, он не мог поступить иначе, но сердце Гвина разрывалось на части.

Бакрис думал о том, что будет, когда задаваку Фелла повесят. Уж верно его, Бакриса, заслуги примут во внимание, и лесничим теперь станет он.

Сам Фелл думал только о Сигурни, о том, что могло бы быть. Талиесен велел ему увести за собой погоню, и он сделал это, ранив несколько человек. Дважды его чуть не поймали, но он спасся благодаря проворству и умению жить в лесу. Что же с ним будет дальше? Вспомнит ли его Сигурни добрым словом?

Он видел себя на эшафоте, с пеньковой веревкой на шее. "Сумеешь ли ты умереть гордо, как подобает мужчине, Фелл? " – "Да, – отвечал он себе, не кривя душой. – Не дождаться низинникам, чтобы горец молил о пощаде".

Он смотрел вверх, на листья, на солнце, кропившее лес золотыми пятнышками. В просветах величественно стоял Хай-Друин.

– Будь со мною, отец! – прошептал ему Фелл.

– Что? Прости, не расслышал, – сказал Гвин.

– Это я так, сам с собой. Славный день для прогулки, правда?

– Оно так, но лучше б мы шли на север.

– Нельзя. Я не позволю, чтобы кто-то из горцев умер за мои прегрешения.

– Какие там прегрешения, – догнав их, проворчал Грейм. – Они ее изнасиловали, а потом охотились на нее, как на зверя. Кем они себя возомнили, эти иноземцы? Сначала барон позарился на ее ястреба, потом у нее отняли честь…

– Как же, честь, – ухмыльнулся Бакрис. – Нашел о чем вспомнить. Да ее дырявили чаще, чем мишень для стрельбы.

– Замолчи, – бросил ему Фелл, а Грейму сказал: – Кем они себя возомнили, ты спрашиваешь? Победителями, вот кем. Законы здесь диктуют они, и мы вместе с нашими горами отданы им на милость.

– Говорят, у нас будет великий вождь, – сказал Тови. – Молю Бога, чтобы он пришел поскорее.

– Уже пришел. Вернее, пришла, – заявил Фелл. Все остальные, недоуменно переглянувшись, уставились на него. – Вы думаете, что я несу вздор, но мне явился кудесник и велел быть у стен Цитадели на рассвете некого дня. Сказал, что я увижу там меч и доблестный красный плащ. Я отправился к Цитадели, ребята, и видел, как Сигурни облачилась в красный плащ, видел, как она убила нижнестороннего. Она и есть обещанный вождь. Я не доживу до дней ее славы, но вы – дело иное.

– Ты, парень, часом не спятил? – воскликнул Грейм. – Что она понимает в войне и сражениях? Кто пойдет за этим ребенком?

– Я, – сказал Фелл.

– А значит, и я тоже, – подхватил Гвин.

– В постель бы я с ней пошел хоть сейчас, – осклабился Бакрис.

– Вы увидите своими глазами, что это правда, – сказал Фелл, – а теперь поторопимся. Я хочу прийти в Цитадель засветло.

– Я тебя не держу, парень. – Тови опустил свою ручищу ему на плечо. – Я бы на все пошел, чтобы вернуть домой сына. Но если ты, пока еще есть время, изберешь иной путь, я не стану думать о тебе хуже, ты понял?

– Понял, лорд-ловчий. Но я убил нижнестороннего, и они требуют крови. Не получат моей – прольют чью-то еще, такой уж у них обычай. Я прошу лишь поддержать Сигурни и помочь ей всеми своими силами. Вы с Греймом – закаленные в боях воины. Вы пережили то, о чем мы все только слышали. Вы знаете, что сердце чувствует перед битвой, знаете, как выдыхается мужество. Знаете, как стоять, не уступая врагу ни пяди. Это знание в грядущие дни может стать решающим. Моя смерть даст вам краткую передышку для раздумий, но не больше того.

– Может, и передышки не даст, – сказал Гвин. – Им нужна и Сигурни тоже. Они возьмут тебя, а заложников не вернут.

– Я думал об этом. Будем надеяться, что и в бароне теплится искра чести.

– Ты поступаешь правильно, Фелл, – сказал Бак-рис. – Я на твоем месте сделал бы то же самое.

– Тогда пошли, – решительно молвил лесничий. – Нам остался всего один холм.

Пятеро двинулись в гору и взошли на вершину, когда солнце над западными горами сделалось красным. В отдалении виднелась крепостная стена Цитадели и высокий замок над городом.

У северных ворот висели в клетках четыре трупа. Воронье облепило их. Лиц на расстоянии не было видно, но черное поношенное платье вдовы Маффри узнали все.