Они редко обсуждали эти темы. И только сейчас Декарт понял, насколько все было серьезно, – он понял, что все эти годы Джулия страдала от внутренней боли, которую научилась талантливо прятать. И в этом была виновата даже не смерть сына, нет, – в мучениях Джулии был виноват он сам. Эту вину он ощущал многие годы – она тяготила его, но об источнике, ее эпицентре, он не совсем догадывался.

Он подошел к раковине, включил горячую воду и опустил в нее руки.

Излюбленная привычка. Дрожь медленно утихала, пальцы краснели и разбухали. Ему хотелось забрать жену и уехать куда-нибудь в другой мир, подальше отсюда. Но куда, Декарт? Он стоял в ванной, словно пойманный в западню, и равнодушно разглядывал свои скрюченные пальцы.

«Все это испытание, Декарт, надо держаться», – говорил он себе.

Он вновь подумал, что стóит услышать голос Создателя, и все мигом встанет на свои места. Через громадную пропасть протянется мостик к берегу, где его ждут.

Он открыл шкафчик и, отодвинув заднюю стенку, вытащил из тайника деньги и маленький плазменный пистолет.

Перед ним замаячил огонек надежды.

«Да, должен быть выход, – пробормотал он. – Еще немного – и все окончится миром. Создатель подскажет мне способ. Все это спектакль, меня проверяют».

В голове вновь послышались голоса – ему показалось, что кто-то даже хихикнул. И вдруг вполне определенно раздалось:

– Создатель там, наверху, смеется над тобой.

Декарт вернулся в спальню и с горечью взглянул на спящую жену. Она так мило откинула в сторону руку. Волосы, как солнечные лучи, рассыпались по подушке. Сердце его болезненно сжалось, что-то заскребло в груди.

Он вытащил пистолет, повертел его в руках, погладил холодный титан, затем спрятал обратно в карман. Он мог бы избавить от Массива их обоих. Он мог бы сделать так, что они никогда бы не стали фиолетовоглазыми.

Он сел на постель, погладил Джулию по голове и попытался ее поцеловать.

– Я люблю тебя, – прошептал он.

Он никак не ожидал, что она вырвется из его объятий и ответит ему коротким ядовитым смешком, какого он раньше никогда от нее не слышал.

Ужас темной пеленой окутал ему сознание.

Декарт резко вскочил и выбежал прочь из спальни.

Выходя, он на мгновение обернулся и, подавив в горле спазм, захлопнул за собой дверь. Щелкнул блокировкой – на панели управления вспыхнул красный огонек.

– Прости меня, – сказал он на бегу.

«Соберись с силами, Декарт».

Он бежал, проглатывая душившие его слезы. И только спустя километр перешел на шаг, тяжело дыша и до боли сжимая кулаки.

На одной из улиц из тумана прямо на него вынырнул автокар. Метнувшись в сторону, он едва не задел Декарта. Все, что он успел заметить, – номер «603ЛЕВ» и алые блики фар.

«О Элеонора, святая заступница», – прошептал он.

– Будьте осторожней! – крикнул кто-то.

Он обернулся.

Мимо шла девушка. Маленькая, шустрая, лицо как яблочко.

– О чем вы? – Он с тревогой изучал ее голубые глаза.

– Ну, автокар, – рассмеялась она.

– Да-да, спасибо.

«Опять «лев». Редкое слово из мифов первых людей. Второй или даже третий раз за день».

Такое бывает. Характерно. Вдруг возникает какое-нибудь слово и начинает повсюду встречаться тебе на пути. Ты его слышишь от друзей, натыкаешься на него в книге, ловишь краем уха в разговоре прохожих, а потом оно тебе снится.

«Нельзя быть столь мнительным, Декарт».

– По волнам гуляет белая чайка, – пропел ему кто-то в ухо, но он не обратил внимания.

Из мглы выплыли два фиолетовых огонька и двинулись ему навстречу. Это была оболочка юноши – худая, прямая, с всклокоченными, сальными волосами.

– Здравствуй, Декарт, – прозвучал низкий, уже знакомый голос Массива.

Декарт глянул замутненным взглядом, и дыхание его оборвалось, застряв где-то в окаменевшей гортани.

– Ты боишься, – мягко сказал слэп. Его лицо подергивалось, постоянно меняя выражение.

– Мои зубы стучат от холода, не от страха. – Декарт в упор смотрел на оболочку. Он не шевелился, будто весь мир заледенел и сковал его.

– Ты ненавидишь самого себя.

Еще никогда Декарт не видел это сияние столь ярким – фиолетовый был ослепительным, почти белым.

Сознавая, что все это не снится ему, он подошел к слэпу ближе. Его мучил один вопрос, и теперь любопытство разгорелось еще сильнее.

– Верите ли вы в Создателя? – спросил он.

Голос оболочки сменился на легкий, подвижный тенор. Видимо, у руля оказалось не коллективное сознание, «мы», а кто-то один.

– Любопытный момент, Декарт. Когда спорят два человека – верующий и атеист, не жди ничего хорошего. Сколь бы один ни убеждал другого, насколько это прекрасно – верить в Создателя, тот лишь посмеется, а то и отвесит злую шутку.

– Ты прав, – ответила оболочка самой себе медленным, тягучим голосом. Он звучал будто в голове Декарта. – Слова верующего разобьются о барьер атеиста, как волны о скалы.

– Да, – снова начал тенор. – В этом сила предвзятости: двум разрозненным сознаниям никогда не понять друг друга полностью. Но если их объединить, произойдет чудо, Декарт. Интегрированное сознание не только воплотит в себе мысли и верующего, и атеиста, но и сформирует свое собственное, уникальное, не противоречащее себе мировоззрение. Это парадоксально: две личности, враждовавшие до Слияния, после процедуры превратятся в сильнейшую сущность, верующую в Создателя и не верующую одновременно.

– Вы поверите в него, – с неожиданным напором сказал Декарт. Его собственный голос показался ему чужим. – Вы все поверите. Потому что он существует.

Фиолетовый огонь завораживал. Он подчинял и магическим образом влек к себе.

– Почему она постоянно занимает твои мысли, Декарт? Согласись, это довольно любопытный момент.

Декарт потянул вперед руку – слэп даже не пошевельнулся. Декарту хотелось коснуться этого яркого, ослепляющего сияния. Он уже почти достиг цели, когда слэп сказал мягким баритоном:

– Нам нравится твоя искренность. А вот Джулия тебя не любит. С того самого дня, как погиб Арти, она чувствовала себя лишь рабыней, прикованной к тебе.

– Арти умер от болезни. – Его передернуло.

Он заскрежетал зубами и опустил руку. Что-то в нем щелкнуло, поднялась волна ярости и прилила к лицу кровью.

– Забудь о ней, – послышался низкий голос Массива.

– Это все вы! – зашипел Декарт. – Вы… вы… виноваты! Это вы… манипулируете…