Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но чего хочет Создатель «матрешки»? – спросил Маркус.
Его мышцы отчаянно напряглись, сдерживая приступ дрожи.
– Кто может ответить на этот вопрос? – Женщина обвела детей взглядом. – Эр5.
– Я думаю, смирения, – ответил мальчик с ослепительно-белой кожей. Уголок его рта приподнялся в усмешке. – Склоните головы и покайтесь. А если серьезно, ему просто нет нужды встречаться с вами. Он такой же маньяк, который вечно куда-то стремится.
– У него в карманах сотни, тысячи… бесконечное число таких «матрешек», – предположил тенор из Массива.
– Бывает, все настолько запутано, – продолжал мальчик, – что, выбираясь во внешний слой, ты по-прежнему остаешься в своем родном, ибо твой выход симулирован создателем выше. Другими словами, игроку лишь мерещится, что он поднялся и якобы встретился с Создателем. На деле это только очередной поворот игры. Поэтому высшее искусство – разглядеть подвох и выйти наверх по-настоящему, а не иллюзорно, или тем более через загрузку в память ложных воспоминаний выхода.
– Но мы-то вышли по-настоящему? – неуверенно спросил Маркус.
– Спасибо, Эр5, – перебила его женщина. – Эс8, продолжай. Времени почти не осталось.
– Относительно нас – да, – сказала девочка. – И относительно вас – вполне по-настоящему. Но точный ответ может дать только тот, кто смотрит со стороны, – Создатель «матрешки».
– А за нами всегда идет наблюдение?
– Очень и очень редко. Вероятность того, что ты под чьим-то прицелом, стремится к нулю. Как правило, Создателю важен лишь результат игры. Если только она не создана исключительно для тебя – ради исследования твоего поведения. Или же в развлекательных целях. Вы живете в игровом слое, а потому всегда можете искать ключевые события. Быть ближе к известным людям – хороший способ, они сами частенько являются Создателями, спустившимися в слой… А знаете что? У меня уже болит голова от ваших глупых вопросов.
В аудитории вновь раздался колючий смех.
– Итак, как же вы поднялись к нам? – громко спросила девочка.
– Мы создали собственные Симуляции, – вдруг ответил Массив, – растиражировали их и извлекли технологию из наиболее развитой.
– Ничего нового, господа, – заявила женщина. – Так все делают.
Дети мгновенно потеряли интерес к гостям. Некоторые из них фыркнули.
У Маркуса вновь задрожали руки.
Кто-то бесцеремонно кинул в него что-то белое. Оно насквозь прошило полупрозрачное тело профессора и упало на пол.
– Прошу вас, дайте нам шагнуть выше, – неожиданно попросил Маркус.
На лице женщины отразилось искреннее изумление. Казалось, эта идея на мгновение ошеломила ее.
В голове профессора вновь раздался смех.
Он немного помедлил и повторил:
– Мы бы хотели подняться вверх.
«Меня создала десятилетняя девчонка, – думал он. – Какой абсурд».
Узнать это было столь же приятно и воодушевляюще, как проглотить угловатый камень. Такое чувство, будто ты никогда не рождался на свет.
То, к чему ты так серьезно относился – твоя собственная жизнь или же мир, тебя окружающий, – вполне может оказаться чем-то незначимым и проходным, например школьным уроком. С одной стороны, это делает твою жизнь бессмысленной, но с другой – дарит простор и безграничную свободу. Твой мир – тонкая луковая пленка, и ты ничего с этим не поделаешь.
– Главное достоинство игрового слоя, в котором живу я, – заявила девочка, – это неискоренимая жизнерадостность его обитателей. Вы же, как я погляжу, жалуетесь на неудовлетворенность, на боль и одиночество, на разочарование и озлобленность вашего мира. Видимо, я в чем-то ошиблась. Так есть ли необходимость засорять вашей игрой память моего компьютера? Чтобы познать трагедию каждой Симуляции, жизни не хватит.
– Но где мы, черт возьми? – спросил Маркус. К его лицу прилила кровь, в левом глазу от напряжения лопнул капилляр. – Это Земля? Настоящая, первичная Земля?
– Нет, – услышал он. – Это фрактальный мир. Земля – один из моих проектов.
Выходит, и Океан, который омывал Остров, – это тот же Космос, окружающий Землю, бескрайние, никем не заселенные текстуры?
Профессор не понимал, что в эти минуты забыл даже об Элли, своей внучке, – его влекло сумасшедшее любопытство. Он настолько устал от потрясений за последнее время и был уже готов поверить, что весь мир создан какой-нибудь инфузорией-туфелькой. Или муравьем.
– Создатель, – раздался баритон, – мы невыразимо тебя любим, но мы не станем подниматься выше.
– Чем же вы хотите заняться? – обернулся Маркус.
– После того, что мы здесь услышали, – ответил Массив, – нам не остается ничего иного, как просить отключить нас.
Маркус подумал: «Действительно. Если вдруг узнаешь, что смысл твоей жизни – в задачке из учебника, жить не захочется».
Массив бороздили волны облегчения, почти невыносимого облегчения. Сначала лицо Альберта оставалось бесстрастным, но потом сквозь фиолетовое мерцание заблестели слезы.
– Мы просим отключить нас, – повторил он.
Лишенные дыхания, они стояли в условной толпе, держа друг друга за условные руки. Они ждали безликого тумана, они ждали, когда мир погаснет и они растворятся в последних мгновениях радости.
– Тогда я пойду наверх один! – закричал Маркус.
Не понимая, как губительна спешка для этого величайшего в его жизни момента, не осознавая иронический смысл увиденного, профессор умолял поднять его выше. Эта идея заполнила все его мысли и чувства.
– Мы теряем время, – равнодушно сказала женщина.
Прошлая жизнь предательски отодвинулась на второй план и стала столь незначительной, что Маркус – до того сникший, сгорбленный и полный ужаса – теперь широко улыбался, а глаза его горели, как у законченного безумца.
– Урок окончен, – услышал он.
И опять вспыхнули перед ним фиолетовые снежинки, все завертелось, рассыпалось на мелкие части и уже навсегда рухнуло в пропасть.
Оживленно беседуя, из аудитории выходили пост-дети.