— Зачем терять время на дорогу туда и обратно? Как только ты получишь деньги, передай их мне — и я тебя больше не побеспокою.

Сон вернул ему толику здравомыслия и порядочности. Когда Денис говорил о деньгах, вид у него был настолько виноватый и смущенный, что Саран решила его в конце концов простить. Дурак он, конечно, но дурак влюбленный и по большей части безобидный.

— Пошли завтракать, чучело, — почти дружелюбно предложила Саран.

У нее не было подобающей траурной одежды. Самое темное, что отыскалось в шкафу, — это коричневая юбка, больше подходящая хиппи, чем скорбящей дочери, и темно-синяя рубашка с коротким рукавом, обтягивающая и с пуговицами в виде бантиков. Кошмарное сочетание. Саран взглянула на себя в зеркало и содрогнулась.

— В следующий раз я надену это лишь на похороны Пхатти.

— Ты очень мило выглядишь, — неуверенно похвалил Денис. — И мне нравится твой кулон. Что-то новенькое?

Кулон в форме веретена, вырезанный из слоновой кости, висел на кожаном ремешке и доставал Саран до середины груди. Он не подходил практически ни к одному наряду, постоянно мешался — и, как все некрасивое и неудобное, был абсолютно незаменим.

— Он прячет меня от шаманов, — сказала Саран. — Если особенно не присматриваться, невозможно сказать, кто я на самом деле.

— Здорово. Я бы тоже от такого не отказался!

— Попробуй понравиться Олегу, и, может быть, он подарит тебе такой же.

— Так это он сделал?

Саран кивнула. Шаман подарил ей кулон в прошлом году, на пятьсот семьдесят шестой день рождения. Разумеется, Саран не помнила, когда именно родилась, — до того как лиса отрастит второй хвост, сознание ее остается звериным. Но, когда она пришла к людям, пришлось взять какую-то дату в качестве дня рождения — в северных районах Китая большое значение придавалось гороскопам, и вопрос о времени рождения всплывал довольно часто. Саран меняла тела, переезжала с места на место и брала себе новые имена, но дату рождения оставляла всегда одну и ту же — двадцать шестой день восьмого лунного цикла. Возраст себе она тоже придумала и могла ручаться лишь за последние триста пятьдесят-четыреста лет.

Когда они вышли из дома, температура уже подбиралась к тридцати градусам. Денису в джинсах приходилось особенно несладко. Саран сжалилась и, когда добрались до метро, отдала ему веер. Она всегда носила небольшой бумажный веер в сумочке и уже плохо представляла, как можно выжить летом без него.

Глеб квартировал на Малой Бронной и встречу назначил в сквере рядом с домом. Ему и в голову не пришло, что Саран, только что потерявшей мать, могло быть неудобно тащиться туда через пол-Москвы. А еще его отличала редкостная непунктуальность. Саран даже не удивилась, когда Глеб позвонил через десять минут после назначенного времени и сказал, что опоздает. Что за срочное дело помешало ему в субботу утром вылезти из квартиры на пять минут, он не уточнил. Как и не сказал, насколько собирается задержаться.

— Козел! — с чувством выдохнул Денис.

— Когда он дает мне деньги, то чувствует себя особенно важным и сильным. Опоздания — лишь способ продлить удовольствие. Глебу нравится, когда его ждут.

Денис воздержался от дальнейших комментариев.

Сидеть в сквере в тени деревьев было даже приятно. Чирикали птицы, прохаживались мамы с колясками — благодать. В десять минут первого у Саран снова зазвонил телефон. Буквы на экране сложились в совершенно невероятное имя — Луис Каро. Разговаривать с ним — ни сейчас, ни когда бы то еще — желания не было, но любопытство в конце концов победило. После почти двадцати секунд раздумий Саран наконец сняла трубку.

— Алло?

— Саран, ты свободна? Мы можем встретиться? Мне нужно с тобой поговорить.

Вот как? Ни извинений, ни оправданий?

— О чем?

— Не по телефону. Это касается Нелли Чакветадзе.

Значит, он все-таки узнал про Нелли? Придется Олегу поторопиться.

— Извини, Луис, но я сейчас занята и…

— Я знаю, кто ее убил. Но ты должна мне помочь.

— Ты знаешь? Но… Тебе лучше рассказать обо всем Пхатти.

— Нет. Ни слова Пхатти и его приближенным. Никто не должен знать, что мы разговаривали.

Саран встревожено посмотрела на Дениса. Тот с живейшим интересом подслушивал. Она отвернулась и заслонила микрофон ладонью. Маньи не отличались животным слухом, да и на улице было достаточно шумно.

— Я освобожусь через несколько часов, — прошептала она в трубку.

— Слишком долго. Скажи, где ты, и я приеду прямо сейчас.

— Объясни, в чем дело. Почему Пхатти не должен знать? И к чему такая спешка?

— Саран, — она никогда прежде не слышала у него такого голоса. — если ты хочешь узнать, кто убил Нелли Чакветадзе, то сейчас же назовешь свой адрес и дождешься моего приезда.

— Но… какого рода помощь тебе нужна?

— Узнаешь, когда встретимся. Ну же!

Ничего не оставалось. Если Луис каким-то образом узнал о Нелли и нашел убийцу раньше Олега, она должна знать. А если это обман, то Саран хотя бы на время отвлечет Луиса. Еще вчера это казалось очень важным.

И таковым оставалось. Судьба Нелли волновала Саран куда больше, чем надуманные страхи Насти и одержимость Дениса.

— Хорошо, хорошо, — она назвала адрес и объяснила, как доехать.

— Но ты не можешь! — взвился Денис, как только Саран повесила трубку.

Очевидно, он продолжал подслушивать и услышал достаточно.

— Ты обещала!

— О, не глупи! — раздраженно ответила Саран. — Ты манья и можешь сам встретиться с Глебом. Просто поплачь у него на плече и забери деньги. Я буду в пекарне напротив.

— Но что если он заподозрит? Или захочет… благодарности? — последнее слово Денис произнес шепотом.

— Скажи, что у тебя нет времени, что самолет вылетает через два часа. Придумай что-нибудь!

— Если ты уйдешь, я расскажу обо всем Пхатти.

На этот раз Саран не стала церемониться и отвесила Денису звонкую оплеуху. Несколько прохожих обернулись и замедлили шаг.

— Не смей угрожать мне, — прошипела Саран, наклонившись к самому лицу маньи.

На левой щеке Дениса уже начал проступать отпечаток ее ладони. Обычно лисы избегают рукоприкладства, но в данной ситуации это было не столько нападением, сколько попыткой привести в чувство. Денис на самом деле не имел в виду того, что сказал. За него говорил страх. Он боялся не оправдать надежд Насти и совсем потерял голову.

— Ты получишь свои деньги, — Саран говорила медленно, как с ребенком. — И никому ничего не скажешь. Ты понял?

Денис кивнул. Он уже взял себя в руки, и щеки его с каждой секундой становились все краснее — на этот раз не от удара.