– Почему ты решил ехать сюда? – прямо спросила она, не заботясь, что переход слишком резкий. Но Матвей понял ее, она это видела. Думала, повторит легенду о том, что бабушка с детства готовила к этой миссии и он не смог не выполнить последнюю волю усопшей, но он сказал другое:

– Я очень сильно подвел свою контору. Но это еще мелочи. Если бы моя ошибка не вскрылась, могли погибнуть люди, – сказал тихо, будто не хотел, чтобы кто-то услышал. Кто-то, кроме Мирры.

– Как? – мягко спросила она, не демонстрируя неуместного любопытства, а всего лишь давая возможность выговориться, если ему это необходимо. И ему было необходимо.

– Я допустил очень большую оплошность в проекте. Точнее, доверился тем, кому доверять не следовало. Мы проектировали целый жилой комплекс, а для проведения геологических изысканий я посоветовал главному инженеру фирму своего бывшего одноклассника. У того были серьезные финансовые проблемы, и этот контракт здорово помог ему. Когда-то он был классным малым, и я поверил ему. Хотя должен был проверить, насколько ему доверяют сейчас, почему его фирма внезапно оказалась на грани банкротства, сразу все понял бы, но… – Матвей развел руками и криво усмехнулся. – В то время я как раз болезненно расставался с девушкой и повел себя как полный непрофессионал: думал совсем не о работе. А главный инженер все подписал, не читая. Потому что я давно себя хорошо зарекомендовал, потому что поручился за друга, потому что этот проект был моим пропуском на повышение, а значит, я не должен был оплошать. Не проверил и подписал. И люди уже начали стройку. А затем пришло предупреждение из государственной экспертизы: срочно привести в порядок документацию, иначе они дадут отрицательное заключение. Несколько таких заключения – и у нас отберут лицензию. Пока городские власти закрывают глаза на этот «самострой», но как только станет известно, что проект не прошел экспертизу, нашу контору сравняют с землей. Сначала заставят сравнять с землей фундаменты, заплатить штрафы, инвесторы потребуют вернуть уже вложенные деньги и те, которые они упустили, связавшись с нами. Место вообще оказалось непригодно для строительства без дополнительного укрепления грунта. А если бы жилой комплекс построили, через несколько лет, а то и быстрее, он попросту рухнул бы, похоронив под собой всех, кто оказался бы рядом. Дома задумывались в двадцать два этажа. Представляешь, сколько людей могло бы погибнуть? И я был бы виноват в этом.

– Почему это ты? – возмутилась Мирра. – Накосячила фирма твоего одноклассника, не проверил главный инженер.

– Потому что безоговорочно доверял мне, – перебил ее Матвей.

– Безоговорочно доверять кому-то вообще нельзя. Предать может кто угодно, даже самый близкий. Так что это его косяк.

Матвей странно посмотрел на нее. Наверное, хотел спросить, кто предал ее, раз она в свои годы пришла к такому циничному выводу. Но если и хотел, то не спросил, сказал другое:

– Я собирался за все ответить, исправить, что возможно, не хотел прятаться за чужими спинами, но меня отправили в отпуск за свой счет. Исправлять все будет другой. И, наверное, на повышение тоже пойдет он.

– Значит, вот в чем причина твоего согласия приехать на собственную свадьбу? – улыбнувшись, спросила Мирра. – Тебе все равно было нечем заняться?

– Одна их причин, – поправил ее Матвей. – Как и расставание с Катей. У меня есть еще одно важное дело, тайна, которую я хочу раскрыть. И знаешь, возможно, это прозвучит глупо, – он улыбнулся в ответ и отвел глаза, словно стесняясь того, в чем собирается признаться, – но мне кажется, что если я узнаю правду, это поможет мне. Не знаю в чем. Не то понять, чем мне заниматься дальше, не то вообще разобраться в своей жизни.

– И что же это за тайна?

Матвей вытащил из-под ворота футболки тонкий шнурок, которого Мирра раньше не замечала у него на шее. На шнурке висел маленький ключик. Не обычный дверной, а с витиеватыми завитушками и узорами, какими обычно украшают ключи от шкатулок и женских ящичков. Было странно увидеть такой ключ на шее мужчины. Да что там, просто видеть ключ на шее было довольно непривычно.

– Ключ? – недоуменно переспросила Мирра, разглядывая необычный кулон.

– Я нашел его в бабушкиных вещах после ее смерти, – признался Матвей, и голос у него стал загадочным, Мирра едва удержалась от того, чтобы посмотреть на Матвея, но седьмым чувством понимала, что ему сейчас этого не хотелось бы. Он и сам на нее не смотрел, и начал этот разговор, возможно, лишь потому, что их укутывала уютная темнота, способствующая откровениям.

– Он лежал среди старых книг и фотографий. От моих родителей у меня почти ничего не осталось, ни снимков, ни записок, ни блокнотов, но эти вещи, я точно знаю, бабушка привезла с собой оттуда, откуда привезла и меня. А значит, этот ключ тоже из той ее и моей жизни. Сначала я не знал, с чего начать, где искать замо́к, но теперь мне кажется, что найду ответ здесь, в Еловом. Ведь я родился здесь. Этот ключ открывает что-то тоже здесь. И раз бабушка забрала его с собой, он открывает что-то важное.

– Но, Матвей, двадцать пять лет прошло! – не удержалась Мирра. – Этот ключ явно не от двери, а от чего-то миниатюрного: шкатулки или ящичка. Если твоя мама умерла, а бабушка уехала, эту вещь могли давно выбросить те, кому достался дом, или мародеры.

– Ты посмотри на эту деревню. Они выставляют еду мертвым, чтут их. Живут обособленно. Степа говорил, в город ездят далеко не все, у многих жизнь прошла здесь, в окружении леса и озера, к которому они боятся подходить. Для них эта деревня – дом. И сорить в доме они не привыкли, посмотри на их дома и дворы. Ты думаешь, такие люди способны на мародерство? Даже если кому-то понадобится жилье, пустых домов достаточно, мне Степа говорил. Не думаю, что кто-то занял бабушкин при живых наследниках.

Мирра покачала головой, ничего на это не ответив. Могла бы сказать, что люди способны на что угодно, но не стала. Шанс на то, что прав Матвей, все же есть. Они не успели осмотреть всю деревню, но те дома рядом с бабой Глашей, в которых не было света, выглядели целыми и не такими уж заросшими. Скорее всего, в них действительно никто не живет, а местные не грабят. Об отсутствии подобной привычки говорит и еда для нави. Ведь можно было обойтись похлебкой и куском хлеба, но такие случаи – редкость. В основном навь стараются радовать разносолами. Здесь чтут прошлое, чтут умерших. А значит, и их вещи.

– Наверное, ты прав, – согласилась она. – А даже если не найдешь замо́к, так можно расспросить местных. Раз ты родился здесь, кто-то что-то должен помнить и знать.

– Да, пожалуй, ты права. Завтра с этого начну. Хотя мне почему-то кажется, что если ничего не рассказывала бабушка, и здесь не расскажут.

– Это разное, – уверенно заявила Мирра. – Бабушка могла скрывать от тебя какую-то правду, желая оградить от чего-то. Посторонние люди едва ли будут так сильно щадить твои чувства. Обычно люди наоборот с удовольствием смакуют подробности. И чем они грязнее, тем больше вероятность, что тебе расскажут все детали. Это я тебе как журналист говорю, – она улыбнулась.