Серьезный парень, топ-менеджер чертов… Самая поганая порода — сам никогда своими девками не пользуется, не проверяет и не «прописывает», знает — стоит переспать хоть с одной, та вмиг на шею сядет, возомнит, что может им помыкать, коллегам начнет хамить, ссорить дружный коллектив. А может, брезгует… Странный. Она, вытягивая шею, осматривала себя в зеркале — вот гад, только синяков добавил! Грима на такую сволочь не напасешься! Когда брал ее под свое покровительство — она, кстати, сама к нему пришла, попросилась, — поинтересовался только возрастом, стажем, окинул взглядом с ног до головы и сказал: «Ладно, участок тебе выделю, образ мы тебе придумаем, одеваться будешь, как стилист скажет… Выглядишь как дешевая потаскуха. У меня все на научную основу поставлено. И никакой самодеятельности». Никак с ним найти общий язык не получается — бесчувственный, один бизнес на уме, творчески к делу относится, она для него — рабочий материал, который и экономить нет смысла. Такого материала на улице на каждом углу по десятку. И перебежать от него никак невозможно — лучший сутенер в округе, авторитет, ударник рынка!

Все тело болело, голова раскалывалась — вернувшись домой после всего этого кошмара, она основательно расслабилась с «вискарем» (надо же как-то стресс снять, не сексом же?), а поздним утром, когда она валялась поперек дивана в неглиже в бесчувственном состоянии, он с грохотом ворвался в квартиру. Она ни рукой, ни ногой, ни языком пошевелить не могла, с трудом села на диване — под глазами мало что фингал, мешки висят, губы со сна расползлись, груди пятого размера из бюстгальтера вывалились, болтаются, соски в разные стороны, колени разъезжаются… Подумала грешным делом — может, обойдется? Полюбуется ее зашлюховевшим видом, вставит ей куда захочет, трахнет — и на этом сеанс «воспитания» закончится? Ненароком шире расставила ноги, откинулась томно, облизала губы… Хрен! Без пользы.

Он перчатки натянул, ее за шею — и, согнув в три погибели, в ванную, брезгливо, волоча на расстоянии вытянутой руки. Прямо в трусах под холодный душ поставил. «Пидор! — думала она про себя в бессильной злобе, захлебываясь холодной струей. — Не клюнул, сволочь! Точно пидор!» Хотя знала, что никакой он не пидор — есть у него постоянная баба, давно с ней живет и, между прочим, не балует, а со своими девками не связывается. Наконец он ее отпустил и бросил: «Дезодорант используй. И выходи в комнату — поговорим». Поговорили…

Теперь она тащится в рабочем прикиде к своему «станку», стараясь выглядеть бодро и весело — за усталую морду и вялую осанку от этого пидора можно запросто схлопотать, если кто донесет. Дело шло к концу рабочего дня, самый разгар страды для тружениц любви, но, оценила она, пик наступит попозже, через часик. А вот и ее «точка», вся сияет огнями. Когда-то среди московского бомонда — творческой и политической интеллигенции — это было очень модное местечко, кого здесь только не встретишь! Рассказать — не поверят. Но с некоторых пор бывший контингент без видимых причин стал потихоньку покидать этот ночной клуб, о нем пошла слава как о запаршивевшем заведении, посещать которое — дурной тон. Она знала почему — зачастили сюда хачики. Хачики, правда, не самые дикие, а окультуренные, облагороженные, со средневысокими доходами, ухоженные, с недурными манерами и сносным русским языком. Но все равно — московская богема чуралась их общества и предпочла переместиться в иные центры, тем более что и этот светящийся неоном фасад, и громыхающая при входе музыка, и расположение клуба на центральном проспекте столицы — все это давно вышло из моды. Богема отныне предпочитала заведения, в атмосфере и убранстве которых чувствовались ирония, изысканность, элитарность, приглушенность и даже некоторая нарочитая кондовость, где не сочилась из всех углов вонь «роскоши», где публика была своя.

Господи, как ей все здесь обрыдло! Она окинула замутневшим взглядом помещение — эти девки, сестрицы по цеху (бизнесменши!), эта свора провинциальных дурочек, каждый вечер торчащих на «точке» в надежде подцепить богатенького хачика и закрепиться у него в содержанках (профессионалки называют дурочек дешевками). Но редко кому из этих золушек удается устроиться так, как им еще в их Малом Кролевце представлялось в мечтах. Хачик потрахает такую недельку — и все, чао-какао. Если какой по неопытности оставит такую при себе, то очень скоро сообразит, что дурака свалял. Она с усмешкой вспомнила одну такую парочку: он — молодой кавказец, начинающий мафиози средней руки, она — цепляющаяся за его рукав немолодая крашеная блондинка в цыплячьего цвета костюме явно от Тома Клайма — цыплячий жакет с цыплячьим же искусственным мехом на воротнике, цыплячья юбка-миди с двумя разрезами по бедрам. Все это бьющее по глазам роскошество идеально попадает в цвет ее пергидрольной вавилонской башни на голове. Кавказец чувствует себя не в своей тарелке, замечая взгляды, обращенные к его даме, ему неловко за идиотский цвет ее костюма, идущий вразрез с ее возрастом, за ее серьезно-сосредоточенное выражение лица, когда она оглаживает подол этой, по-видимому, только что приобретенной юбки — жалкого символа вожделенной «богатой жизни», за цепкость, с какой она держит его за локоть…

А вот и исполненный чувства собственного достоинства бармен Антонин, не Антон, поправлял он всех, а именно Антонин — на самом деле жлоб и блудливая льстиво хихикающая дрянь, разбогатевшая на сводничестве. Между прочим, на жалованье у сутенера — учетчик хренов, стучит на девок почем зря.

— Ну, как обстановка? — спросила она Антонина, доставая из сумочки сигарету. «За работу! За работу!» — настраивала она себя на трудовую ночь и, чтобы вдохновиться, представила в мыслях стобаксовую бумажку, которую она сегодня сдерет с первого же клиента — в этом сезоне у нее такое правило.

— Эз южал, — заржал тот, поднося зажигалку. — Новеньких много. Не переводятся… Где пропадала?

— Клиенты тоже не переводятся? — поддержала разговор она, обернулась и еще раз посмотрела в зал.

И впрямь, незнакомых лиц полно за каждым столиком — девицы сидели по две, по три, пускали дым вбок, отворачивая подбородки, и делали вид, что чувствуют себя прекрасно и что ничего им здесь, кроме заслуженного после трудового дня бокальчика ликера, не надо. Они сами не замечают, что у каждой на лбу написано крупными буквами: «Жду мужика!» У нее на лице давно читается другое, а именно: «Я — профессионалка!», что значит — крепкий стандарт, качество услуг и гарантия безопасности клиента, в том числе и от претензий на продолжение знакомства.

— Клиентов тоже хватает, — донесся до нее голос Антонина. — Да только предложение больше спроса — конкуренция растет.

— Эти мне не конкурентки. — Она опрокинула виски в глотку.

Не нравилось ей здесь сегодня почему-то, непонятно почему, но не нравилось. Неуютно было и тревожно. Чего неуютного в этой насквозь излазанной «точке»? Все здесь было до последней половицы обжитое — туалет, что дамский, что мужской, коридоры, подсобки, вешалки и раздевалки, черный ход, все косяки и даже пространство под стойкой бара. Некоторые любят экзотику. «Попрошу, чтобы перевел в другое место», — подумала она. В арсенале управленческих методов ее работодателя числился и такой: время от времени он перетряхивал девочек, перебрасывал с места на место — чтобы они и клиенты почувствовали разнообразие и не утратили свежести ощущений.