— Одна новенькая есть, очень странная… — понизив голос и наклонившись к ней через стойку, сообщил Антонин. — Вон там в углу, в тени сидит одна. — Она скосила глаза в угол. — Третий день здесь топчется. Сегодня пришла полчаса назад, заказала кофе, что-то в ней не то. Не пойму, что за птица — не из ваших и не из этих. Непонятная, — шептал Антонин.

— Думаешь, из ментуры? — нехотя полюбопытствовала она, разглядывая странную новенькую. Молодая или нет, не поймешь. Стройная. Черное каре с челкой. Макияж броский, но какой-то не такой. Броский, да не тот. Одета она не так, неправильно… Стиль. Вот в чем дело — слишком претенциозный стиль для этого «салуна».

— Не знаю, — продолжал шептать бармен. — Но не думаю, я этих, из ментуры, видел-перевидел. Они все более или менее удачно косят под вашего брата…

— Какого еще «брата»? — обернулась она.

— Ну, под сестру, какая разница. А эта… Глаза слишком напряженные, хотя и старается быть поразвязнее, — продолжал сомневаться Антонин.

— Расслабься, — посоветовала она бармену. — Ты всем подряд стучишь, тебя и ментовка не тронет…

— Да я что, я ничего, — пожал плечами тот. — Так просто.

На соседний высокий стул у стойки бара подсел какой-то здоровый детина, смотрел на нее в упор, задрав бровь и играя глазами — шуткует, соблазнителя из себя строит. Она профессионально откликнулась на игру, улыбнувшись во весь рот и кокетливо склонив голову к плечу.

— Красивая девушка с тобой скучает, — обратился детина к Антонину (тот заискивающе захихикал), не отводя при этом глаз от ее лица. — А красивые девушки скучать не должны… Выпьем?

Детина бросил Антонину крупную купюру, тот загреб ее лапкой.

— Охотно, — ответила она, поворачиваясь к нему неповрежденным профилем. Фингал под глазом она, естественно, замазала, но все же чувствовала себя увереннее, осознавая, что травмированная скула находится вне поля зрения долларообладателя. Несколько минут они утрясали «карту вин». Клиент попался не совсем темный — пытался шутить, хотя и не остроумно. Она попросила шампанского, он взял «Чивас». Ее бы воля, всю эту куртуазную чепуху — этот обмен заигрывающими репликами — она бы опустила, а сразу бы предложила мужику заняться делом. Но якобы наивный флирт, совместный выпивон, танец в обнимку и иногда даже — бог мой! — задушевные разговоры входили в стандарт ее профессии. За все это денег можно запросить больше. Чтобы не скучать и сэкономить (перепадает им всем в итоге не так уж много), все девки в этом случае занимались тем, что раскручивали клиента на выпивку и закуску — хоть на еду не придется честных заработков тратить, все толк. А заведению — польза, что тоже для ее целей немаловажно.

Пока они болтали, новенькая глаз не сводила с ее кавалера, прямо вбуравилась в него, потом подсела к стойке неподалеку, за спиной детины, заказала стопку «Смирнофф» и прикидывалась, что очень увлечена спиртным. А у самой ушки топориком так и выпятились из каре. Она нет-нет да и задерживала на странной девке взгляд — та вроде в кондициях, вон бюст в разрезе торчит вполне презентабельно, выпячен со знанием дела. Под «архивную крыску», что ли, работает? Сидит такая в своем офисе какой-нибудь экспортно-импортной конторы или турфирмы, бумажки со стола на стол перекладывает, формуляры заполняет — и так каждый день, тоска зеленая… Даже флиртануть не с кем — кругом одни женатики средних лет, давно потерявшие форму и запал, или начинающие клерки, у которых в уме только одна повседневная мысль: стать управляющим банка или накопить денег на костюм от Хьюго Босса! И вот призыв, обращенный к клиентам, — разглядите в «крыске» самую разотвязную шлюху! Даром, что ли, у нее блузочка штатного вида, серая юбочка до колен и тошнотворно-скромные лодочки на ногах, зато подо всем этим — буря фантазии и изобретательности… «Вот только не надо мне про фантазию и изобретательность! Очки втираешь, подруга! Ни хрена в нашей профессии фантазии и тем более изобретательности — сплошное терпение и испытание на лошадиную выносливость. Впрочем, может, кто и клюнет на твою легенду о скрытой нимфоманке… Каждый работает, как может», — думала она, попивая шампанское и хихикая на шутки амбала. А что это? Новенькая ей как будто глазами знаки подает? Указывает взглядом в сторону дамского туалета? Что бы это значило? Клиенты в очередь становятся? Интересно…

Она сползла с высокого стула, захватив с собой сумочку.

— Пойду прическу поправлю, — улыбнулась она встревожившемуся амбалу.

— Потом сразу отваливаем, — предупредил он.

Новенькая за спиной клиента уже стояла наготове и непринужденно двинулась следом за ней к двери с нарисованным на ней женским силуэтом.

— Ну, что? Что мешаешь с клиентом работать? — обратилась она к странной девице сразу же, как только они очутились за дверями женского туалета.

Та быстро, нагибаясь к полу, проверила кабинки за перегородкой и, убедившись, что никого в сортире нет, приблизилась, глядя в упор. «Что-то знакомое… Как будто я ее где-то видела? Где? Не помню. Или мерещится? В глазах у нее что-то…» Странная девушка молчала.

— Ты лесбиянка, что ли? Да не стесняйся… — подбодрила она «крыску».

— Уступи мне мужика, — с ходу озадачила новенькая.

Точно! И голос знакомый, уже слышанный однажды… Хлопнула дверь, какая-то статуарная особа проследовала к кабинкам, обдав их уже потерявшим свежесть ароматом «Анэ-Анэ». Они посторонились и оказались в углу. В широком во весь рост зеркале напротив она увидела отражение их стоящих рядом фигур — новенькая, признала она, выглядела свежее. Невольно подобрала живот (грудь при этом выпятилась), надо волосы рыжим покрасить, надоел этот бессильный цвет.

— Уступи… — «Крыска» перешла на шепот и притерлась еще ближе, стояла уже вплотную, едва не касаясь ее ляжками и грудью.

Черт, какой напор! Она оценивающе оглядела убогую девицу, ее «светлый верх — темный низ», на разрезе блузки взгляд задержался — она в общем ничего…

Рука новенькой нырнула под юбку (показались ножки в порядке) и извлекла из-за широкой ажурной резинки чулка купюру, сложенную в четыре раза:

— Вот компенсация…

— Ты что, хочешь, чтобы я пошла с тобой, а не с ним? — спросила она.

— Да нет! — с досадой отмахнулась та. — Уйди, я им займусь. А ты совсем уйди, исчезни.

Она взяла купюру, развернула — сто баксов! С сомнением повертела в руках — не фальшивая ли? Потом мелькнула еще одна мысль — не проверочка ли это от сутенера? Неохота с амбалом идти, небось навалится, света белого невзвидишь… А сутенеру какая разница — что так сто баксов, что этак. «Да ради бога, мне же лучше!» — решилась она.

— Иди, оттяни его на себя, а я попозже выйду, чтобы не отсвечивать… Соври, что плохо мне стало, съела, мол, что-то не то… Удачи, подруга! — ободрила она «крыску».

Та, уже направившаяся к выходу, обернулась и посмотрела дико, как будто ничего не видела. Думала о своем — о чем-то, что ее сильно напрягало и тревожило. Перед дверью «крыска» притормозила и, прежде чем ее открыть, подтянула чулки один за другим, выпрямилась и, что-то шепча, три раза перекрестилась — и, как в омут головой (все тело и лицо выражали решимость), рванула на себя ручку и вышла в зал.