Это если уволят ровно через два года. Да, долго ждать. А тут еще служба так идет!..

Неожиданно вспомнилось: «А Бобкова зачем обидел?..»

Над лагерем разнесся звонкий сигнал горниста. Александр еще раз вздохнул. Надо идти в строй. Вот теперь снова снимай гимнастерку — зарядка. Зачем она ему сейчас? И тут же сердце ёкнуло, вспомнилось: сегодня собрание! Ругать будут. И, главное, кто?..

За день он так наработался, что пришел на собрание усталый, разбитый и сонный. Сел позади, не смотрел на товарищей. Какие ему тут товарищи? Скорее бы проходили дни, месяцы, рассчитаться с армией, а там, на «гражданке», все будет по-другому.

Он ожидал, что его начнут ругать в первом же выступлении. И удивился, когда комсорг Виктор Бережной в своем сообщении если и поругал, то не очень. Больше вспоминал, пожалуй, об успехах. Только окончание выступления Александру не понравилось.

— …Королев может стать настоящим солдатом. Служба дается ему легче, чем другим. Но лентяй, к солдатскому нелегкому труду относится наплевательски, подает пример другим…

А услышав последнюю фразу, Александр побагровел.

— Считаю, заслуживает строгого выговора. На первый раз…

Бережной считает! Вот черт! Сначала показал себя доброй овечкой, а тут вдруг «строгий выговор»!

Королев невольно сжал кулаки.

— И грубый стал! Огрызается на усих! — поддержал Бережного длинный Нестеренко. Худое вытянутое лицо его было обиженным. — И прозвыщем мэнэ назвав…

— И меня тоже ни за что, — негромко сказал Бобков.

Кое-кто из солдат заулыбался. Потом лица опять стали серьезными.

Пожалуй, больше всех удивил Королева тщедушный Букреев. Считал его безропотным, наивным солдатиком, а он туда же!

Раскрасневшийся, потный Букреев взволнованно говорил:

— Так не работают. Я с ним рядом больше. Перекур в тени на полчаса, к родничку — на весь час исчез. Скажут про наряд — хмурится, такой, словно горькую редьку съел. Мало тут строгого. Все ему не так, не по нему. А работать может разве как я? — поднял он вверх тонкие руки.

Раздался смех. Королев еще ниже опустил голову.

Выступал и командир взвода. Лейтенант стоял, как всегда, подтянутый, стройный, с неизменной планшеткой на боку. Александр мельком взглянул на него, невольно подумал: «И чего лейтенант так всегда наряжается? Не надоело!..»

Против ожидания командир взвода говорил спокойно, немногословно. И меньше всего о Королеве. Он упомянул о предстоящем строительстве моста у водопада через неширокую, но бурную горную реку.

— Сроки сжатые, — заканчивал лейтенант. — Отличившимся, пожалуй, надо будет предоставить отпуска. Главное, мост нужен срочно, и работа предстоит нелегкая. Подумайте об этом. А что касается рядового Королева, кажется мне, — продолжал командир взвода, — он исправится. Можно было бы ограничиться просто выговором. Решайте сами…

«Ну и ну! Придирался без конца, а тут по головке гладит! — удивлялся Александр. — От чего исправляться-то?»

Он почти уже не слышал, о чем говорили остальные выступавшие.

* * *

Немало дней прошло после собрания. Королев меньше получал замечаний, но поугрюмел, сторонился товарищей. Много писал писем. Родные отвечали, а Таня почему-то нет. Почему? Тревожился, часто вспоминал ее голос, лицо, походку. Не желает с ним больше переписываться? Ну и пусть!..

Иногда товарищи над ним подшучивали. Но таких было мало. Однако и сочувствовавших его «беде» не было. В эти дни смеяться ему не приходилось. О прошлом своем поведении вспоминал с сожалением. Нет, он не чувствовал особых угрызений совести за маленькие, как он считал, нарушения. Подумаешь, плохо заправленная койка или лишнее слово, высказанное старшине! Что в том, если в этакую жарищу посидел немного у родника? Свое-то он потом отработал. Лейтенант, пожалуй, не возьмется за лом, только командует. Или слабенький Букреев. Куда он годится против него, Королева?

Однако какое-то чувство досады на самого себя оставалось. Что и говорить, бахвалился иной раз перед друзьями своими знаниями, с иронией относился к «шагистике» на строевой подготовке, думал, лишнее это — маршировать взад-вперед, словно оловянный солдатик.

Но эти изредка появлявшиеся мысли обычно перебивала главная: Виктор Бережной для него — недруг, придира. Это он, комсорг, настоял, чтобы поведение Королева разобрали на собрании. Поведение?! Да что он, хуже других, что ли?

Александр иногда был готов скрипеть зубами от злости на Бережного. Чем бы ему отомстить? Понимал, что кулаками здесь ничего не докажешь, да это и невозможно, мальчишество. А все же мысль о мести оставалась.

…По склону ущелья пробираться трудно. Извивающаяся между обломками скал тропинка почти незаметна. Если кто и проходил по этому опасному пути, то это случалось очень редко. Слишком отвесные скалы нависали над бурной рекой, слишком много каменных глыб.

Впереди невысокий, плотный техник. Он близорук, но идет первым. Будет руководить постройкой моста. Техник серьезный на вид, неразговорчивый. Носит очки. Очки придают его лицу важное выражение.

За техником Бережной, Букреев, потом Королев, другие солдаты. Несут инструменты, палатки, продовольствие. Будут жить в отрыве от лагеря.

Жарко, хотя рядом, внизу, ревет, бурлит горная река. Она совсем не походит на те, что видел Александр на своей родине. Небольшая, а бурная, ворочает даже валуны.

— Водопад впереди! — закричал Нестеренко.

Рокот водопада усилился. Вскоре Королев увидел, что за узким створом ущелье расширяется и река будто исчезает. «Ага, там и есть водопад!» — догадался Александр. И едва успел это подумать, раздался испуганный вскрик. «Что это?»

Техник взобрался на валун, оступился и упал с него. Бережной бросился к нему. Техник уже поднялся, а ноги вдруг заскользили по мелкой гальке, он покачнулся, пытался сбалансировать руками, но голыши начали осыпаться, вся площадка, на которой стоял Виктор, сначала медленно, потом все быстрее с шумом покатилась вниз. Вместе с ней угодил в реку и Бережной.

Зеленая гимнастерка скрылась в воде, тут же голова Виктора показалась на поверхности, он начал приподниматься, почти встал, но поток сбил с ног, потащил на середину реки, стукнул о большой валун. Голова Бережного снова скрылась.

— Веревку! — завопил кто-то. — Веревку давай!..

Нестеренко, несший свернутую палатку, оторопело уставился на реку, не двигался. Техник подскочил к нему, сорвал с плеч палатку, принялся лихорадочно обрезать растяжки. Букреев с побелевшим лицом испуганно повторял:

— Утонет!.. Разобьется!.. Утонет!..

Сквозь гам, крики растерявшихся в первую минуту солдат Королев услышал голос Нестеренко:

— А плавать я ж не умею, га?

Александр про себя усмехнулся. Плыть по такой бурной реке нельзя. Да и мелкая она. Вот разве…

После падения Виктора Королев сначала было позлорадствовал: «Так и надо Бережному! Пусть похлебает ключевой водички, поостынет! Ишь, в начальство полез! Так и надо!..» Но когда солдаты бежали по течению, сносившему Бережного, побежал и сам.

Голова Бережного то показывалась из воды, то исчезала. Вот мокрую гимнастерку снова понесло на