для того чтобы я могла вторую часть исполнить сама! Видимо, Титаренко ошибался, когда говорил, что все в руках корейских врачей. Не медля ни секунды, отправляюсь обратно в свою больницу и иду прямиком к главврачу.

Главврач нашей больницы — мужчина средних лет, занял эту должность совсем недавно, но уже вызывал впечатление умелого руководителя.

— Здравствуйте! Государственная программа по привлечению гражданских врачей для помощи нашим военным, сражающимся в Корее, ещё не закрыта? — прямо с порога спрашиваю я.

— Нет, но завтра последний день вербовки, — озадаченно говорит он, поглядывая на календарь.

— Отлично! — провозглашаю я. — Запишите меня — я доброволец!

Мое предложение и настойчивость радуют его, и он принимается объяснять суть нашего пребывания там, опасности и риски, а также финансовые бонусы, которые мы получим. Я со всем соглашаюсь и спрашиваю про документы, которые необходимо подготовить. На это он лишь отмахивается.

— Обычно для подобной работы необходимо собрать целый ворох бумаг, но для вас все сделают по упрощённой и ускоренной программе, — говорит он. — Все, что вам нужно — это паспорт, загранник и мои рекомендации.

Я выхожу из его кабинета в приподнятом настроении. Конечно, я не сказала, что меня подтолкнуло на эту поездку, пусть думает, что это просто моя инициатива. Поэтому он мне на прощание говорит, что эта поездка — отличная возможность поднабраться опыта для молодого хирурга, и я большая молодец, что вызвалась.

Вылет уже завтра вечером, а мне надо ещё столько всего сделать. Узнать где можно поменять рубли на местную валюту, собрать вещи, сообщить хозяйке съёмной квартиры, что улетаю, возможно, на несколько месяцев и деньги буду перечислять переводом, рассказать всем близким, что улетаю и куда улетаю, а самое главное — объяснить родителям: что я забыла в Корее на чужой войне. С первыми тремя пунктами я разобралась без проблем, а вот с мамой было сложнее. Я решила пока что не говорить ей про Рила. Поэтому, когда я позвонила и рассказала о своём решении, она в ужасе спросила: “Зачем мне это нужно?”, я потерялась, хоть и репетировала свою речь весь вечер. Единственное, что мне тогда пришло в голову это: “Я там нужна”. Это было правдой, но она, не знающая про Рила, думает, что я имею ввиду наших военных, а я имела в виду только его. В самом конце разговора мне пришло в голову упомянуть про повышенную зарплату, про то, что там год за три идёт, про настоящую практику и так далее. В итоге она сдалась и, не без сожаления, благословила на поездку. Папа же молча выслушал меня и сказал, что гордится мной и разрешает ехать.

После разговора я с облегчением выдохнула и попыталась улыбнуться, но мне вдруг стало противно от самой себя. Все вокруг, кроме Ленки, думают, что я самоотверженный молодой хирург, горящий инициативой помочь нашим воинам, бороться и спасать их жизни, что я еду туда, потому что не могу оставаться в стороне, когда кто-то страдает и нуждается во мне! А на самом деле я еду всего лишь из-за одного человека, который мне очень дорог. Уже через несколько минут терзаний на свой счёт я решила, что должна и буду соответствовать той себе, про которую только что говорила маме, папе и главврачу. А то, что я смогу помочь Рилу, это лишь бонус, хоть и приятный.

С Ленкой я решила попрощаться лично. Мы договорились встретиться на полчасика в каком-нибудь кафе, ведь вечером у неё были какие-то дела. Встретившись, я рассказала, что лечу к Рилу, и она сначала тоже попыталась отговорить, но, видя мой настрой, лишь закатила глаза, сказала, что я в край отмороженная, и передала привет Рилу.

В тот момент, когда я собиралась спросить, что за неотложные дела у неё запланированы на вечер, в кафе зашёл Антон. Он сказал, что им пора ехать, а то не успеют перевезти вещи.

— Какие вещи? — оживляюсь я.

— Ты не сказала ей? — удивляется Антон.

— Не успела ещё, — огрызается Ленка.

— Мы решили съехаться и пожить вместе, — сказал вместо Ленки Антон.

— Серьёзно? — я начинаю улыбаться, переводя взгляд на Ленку.

— Да! — вызывающе отвечает она.

Похоже, это был все же не курортный романчик, в чем пыталась убедить меня Ленка. Ну что ж, я только рада за подругу.

— Рилу будет приятно узнать, что вы съезжаетесь! — говорю я, понимая, что они же не в курсе, что его сбили и он в госпитале.

Я рассказываю им. Их лица исказила гримаса ужаса, когда я говорила про ранения и госпиталь. Антон сразу забыл про то, что они торопятся, заставил меня дважды рассказать все, что мне рассказал Титаренко, и взял с меня слово, что как только я что-нибудь узнаю, то сразу ему сообщу, даже если будет ночь! На прощание они крепко меня обняли.

— Езжай и спаси нашего героя! — говорит Антон. — И помни, для него остаться калекой и больше не видеть небо — хуже смерти. Так что ты уж постарайся там.

Последние его слова запали мне в душу. А если он, правда, останется калекой, ненавидящим себя и тоскующим по небу. Насколько я знаю Рила, он сам расстанется со мной, чтобы я не мучилась с ним. Сама же я затрудняюсь ответить, что буду делать в таком случае. С одной стороны, бросать такого хорошего человека, когда ему больше всего нужна помощь, просто ужасно, но, с другой стороны, если вдуматься, мы знакомы всего-навсего две недели! О чем может быть речь? То, что я лечу к нему — это уже странно!

Я думала над сложившейся ситуацией весь следующий день, и только выйдя из самолёта в КНДР, с уверенностью сказала себе, что поступаю верно! И как в детстве говорил мне папа: “Взялся за гуж, не говори, что не дюж!”, так что думать поздно, пора действовать.

После приземления нас начали распределять по будущим местам работы. Есть всего три основных госпиталя, в которых будут работать российские гражданские врачи. Один из госпиталей — тот самый, в котором лежит Рил. Я, первым делом, не дожидаясь объявления о распределении, подошла к военному медику в звании майора и рассказала о своей ситуации с одной оговоркой. Я сказала, что Рил — мой двоюродный брат. Военный врач осмотрел меня пронзительным взглядом и глубоко вздохнул, мол “как вы меня задолбали”!

— Брат, говоришь? — саркастическим тоном спрашивает он.

— Да! Двоюродный! — подтверждаю я. Похоже, он догадался, из-за чего я здесь, и сейчас проверяет меня “на вшивость”.

— Лётчик? — спрашивает он.

— Да! Старший лейтенант Кирилл Машков! — отчеканила