Истр фыркнул.

– А ведь наша девочка права, – неожиданно согласилась с Аякчааной Могиня, – мы смогли найти Морок, и использовать его. Морок – это та же Сила, сила Земли. И мы ее берем, когда нужно, и возвращаем, когда пришла пора умирать. Так было, и так будет.

***

Поздно вечером, когда все уже спали, уютно посапывая под меховыми одеялами, Катя вышла из дома Енисеи. В полной темноте, ощупью, она прошла по коридору, ведшему в ее одинокое жилище, достигла ровного колодца лунного света, струившегося с потолка. Пройдя еще немного, она достигла чьего – то забытого и заброшенного дома. Она пересекла круглую комнату, такую же как та, что она видела сегодня днем, и выскользнула на балкон.

Перед ней раскинулась сказочная долина.

В свете молодой яркой луны сине – изумрудной лазурью стелились богатые поля. Поблескивая алмазной крошкой мерцала быстрая река, разделявшая немногочисленные поселки, окутанные первым ночным туманом.

– Вот ты где! – услышала она за спиной. Енисея.

– Захотелось подышать немного, – не оглядываясь, отозвалась Катя. – Здесь сказочно красиво.

Енисея помолчала. Катя слышала, как бьется в тишине ее сердце, как волнение поднимается в ее груди.

– Пойдем! – Енисея схватила ее за руку и потянула куда – то назад, внутрь жилища. – Я покажу тебе кое – что.

Она прошла через круглую комнату, проскользнула по узкой лестнице вниз на один уровень, и оказалась в небольшой круглой комнатке, когда – то ярко окрашенной голубой краской. Катя еще могла отличить небольшие белые цветки, затейливым узором цветущие на стенах.

Посреди комнатки на ярком ковре лежала тряпичная кукла, стеклянные палочки, кубик.

– Что это?

– Мои игрушки…

– Это твоя комната?!

– Когда – то была, – кивнула Енисея и присела на ковер. Взяла в руки куклу. – Это Феофана, моя любимица. А палочки когда – то были ее домом. Когда город жил, палочки летали и их можно было закреплять как тебе вздумается…

Катя взяла в руки палочки. Небольшие, похожие на эбонитовые указки в кабинете физики. Палочки слабо засветились.

В неярком свете, исходившем от них, Катя внимательнее осмотрела комнату Енисеи.

В глубине небольшой ниши, закрытой красивым голубым занавесом, подруга когда – то спала. Рядом, в такой же нише, выдолбленной в скале, устроились многочисленные книги, кристаллы различной формы и цвета, свитки папирусов. На стенах красовались рисунки коз, овец, речки, разлапистого дуба – явно Енисеино творчество. А вот и мужчина с голубыми ясными глазами держит за руку светловолосую девочку в голубом платье. Она сама с папой.

Катя вернулась к центру комнаты. Ковер, круглый со спиралевидным рисунком казался ей смутно знаком. Она наклонилась ниже, разглядывая картинки: цветок, палочка, кружок, человеческий профиль, стрелка… Рисунки расположились один за другим, по спирали. Некоторые были сгруппированы по два, три или четыре. Она видела такое однажды на… Фестском диске13! Но неужели такое возможно?! Катя подняла палочки выше, чтобы разглядеть рисунок лучше и…

Палочки издали глухой звук, похожий на электрический ток в цепи, и ярко вспыхнули.

Енисея отпрянула:

– Как ты смогла?!

Катя даже растерялась:

– Да ни как, просто в руки взяла. А что?

– Они раньше так светились! Я думала там, в подвале Александрии, произошло чудо, думала, что ты вовсе никакая не дочка Велеса… Но, видно, я ошибалась…

Она села на колени, прижала к груди лохматую почерневшую от времени кукольную головку. Катя погладила ее по плечу. Ей тоже вспомнились ее куклы, оставленные там, в Красноярске. И тоже стало себя жаль.

– Что случилось? – неожиданно вернула ее в действительность Енисея.

– Ты о чем?

– Что случилось за это время, пока я вас не видела? Что случилось с Ярославой? Она сама не своя: она три раза упала на лестнице, пока сюда шла, порезала пальцы. Пока укладывалась спать, чудом не подпалила себя у костра – у нее загорелся подол. И вообще, я чувствую, с ней что – то не так. Словно это не Ярослава больше.

Катя села рядом, на узкую и твердую скамью.

– Она и есть не своя. Я даже не знаю, как мне тебе это объяснить, я ведь туту ничего не знаю. Когда мы вытаскивали из ямы Могиню, меня ранили. Нож попал вот сюда, – Катя провела рукой по правому предплечью. – Ерунда. Но через несколько минут я потеряла сознание, и даже не помню, как оказалась на поляне. Помню только нестерпимую боль и холод. Потом в бреду этом я увидела золотую теплую жилку и ухватилась за нее. Оказалось, что это Ярушкина удача.

– Как? – у Енисеи от ужаса округлились глаза.

Катя покачала головой.

– Когда я пришла в себя, Могиня страшно ругала ее, и сказала что – то про древний ассирийский заговор на крови.

– М – м – м, вот оно как, – выдохнула Енисея.

– Ума не приложу, как все исправить…

– Ты сама – то как?

– Да я – то хорошо, что обо мне, – удивилась Катя.

– А то, что заговор тот с согласия делается, и отдать ты должна была что – то взамен. Ну, вроде как купить ее удачу. А раз она так сделала, не спросясь, то ее удача и от тебя уйдет. И ты снова почувствуешь боль и холод.

– То есть ее удача к ней вернется? – обрадовалась Катя. Но Енисея медленно покачала головой:

– Нет, она совсем уйдет.

Катя удрученно кивнула.

– И что теперь делать?

Енисея стремительно встала, отобрала у Кати стеклянные палочки, заложив их себе за пояс:

– Утро вечера мудренее, пошли спать! – и потянула Катю назад, в свою душную каморку. – Тем более, думаю, нам всем завтра надо непременно повидаться с моим отцом.

Утром, лишь только рассвело, Енисея потащила всех к отцу.

Они снова поднимались по пустынным коридором и лестницам, но смотрели на них уже иначе. То, что еще вчера казалось простым недоразумением, просто разрушенной временем стеной, просто брошенной игрушкой, выломанной дверью, теперь предстало в ином свете, от которого мурашки бежали по спинам: ведь за каждой такой вещью стояла чья – то жизнь, чье – то счастье, так внезапно оборвавшееся.