так можно выразиться по отношении к старшему товарищу, – подтянуть его по рукопашному бою. Эта подготовка пошла на пользу всем. На последних летних соревнованиях Дальнего Востока по служебному многоборью[39] мы заняли с ним командное первое место. Я шутя говорил ему: «При демонстрации приёмов ты, главное, делай страшное лицо человека, готового на всё, – а всё остальное, в смысле приём, я сделаю за тебя сам…»

Пожав Володе руку, когда он появился из подъезда, и перехватив у него сумку, я стал садиться в машину. Неожиданно сзади нас появилась чёрная «Волга». Номера начальника управления КГБ на всегда чистой, сияющей машине знали не только мы, но, наверное, и весь город.

– Генерал приехал… – предположил я.

Но это оказался Румянцев, второй Володя, командированный тоже… «на Олимпиаду». Генерал, оказывается, позаботился и послал свою личную машину проводить обоих офицеров. Я расстроился, но всё же настоял, что всё равно поеду провожать их в аэропорт, и двинулся в путь следом за генеральской «Волгой». Мой товарищ и командир по «Набату», конечно, сидел рядом со мной. Более ценного пассажира я и не мечтал сейчас везти… А мне так надо было сказать ему всего лишь одну фразу…

– Ты представляешь, – сказал Володя, не давая мне произнести заветные слова, – она мне говорит: «А зачем ты на Олимпиаду какую-то спортивную сумку берёшь, а не чемодан?»

– Да всё она, конечно, понимает… – сказал я. В управлении я занимался, по своим функциональным обязанностям, спецрезервом, и мне положено было знать об истинной цели командировки…

– Володь! Ну, ты в отношении меня там тоже словечко замолви… Я тоже готов. Ты же знаешь: я всё могу… – наконец я высказал то, о чём думал всю ночь.

– Скажу, скажу… Самому бы понять, что будет…

Самолёт загрузился быстро и улетел, больше сотни счастливых людей направлялись в столицу нашей Родины Москву. Среди них были и те двое, которые, в отличие от всех, летели в неизвестность. Какие чувства суждено им испытать во время пути до этой точки? А я ещё долго стоял, рассматривая ту часть неба, где уже минут десять назад скрылся самолёт. Я, конечно, мог догадаться, что в эти дни такие же самолёты, а где-то поезда, везут ещё десятки таких же парней для выполнения задания, которого они пока не знают. Я жалел только об одном: «Почему меня нет с ними?»

Балашиха встретила ребят холодной, но солнечной погодой. Из аэропорта добирались сюда на автобусе, потом на метро, а затем – опять на автобусе. На КПП, проверяя документы и командировочные удостоверения, столпилось сразу несколько человек. Среди них были незнакомые люди. Одного из них Володя приметил ещё на выходе из метро. Яркие, горящие глаза, спортивная фигура и старый, видавший виды чемоданчик. И только на КПП протянули друг другу руки, до конца поняв, что цель командировки у них – одна, и пока прапорщик искал в списке фамилии и что-то отмечал в своих бумагах, успели перекинуться несколькими словами:

– Юра, из Новосибирска… – сказал его новый товарищ.

– Ого! А мы оба – из Южно-Сахалинска…

В штабе, выслушав доклады о прибытии, их отправили отдыхать, объявив, что общее совещание для всех прибывших завтра, в девять.

На крыльце Первого, родного, корпуса, в котором ещё совсем недавно каждый из куосовцев прожил многие месяцы учёбы, стояла большая компания офицеров. Началось братание, обнимание, вспыхнули воспоминания.

– Представляете, – говорил один из них, остальные внимательно слушали, – начальник отдела, получив команду от генерала, собрал весь отдел, а нас в подразделении всё же тридцать два человека оперсостава, и говорит: «Я вас, товарищи офицеры, обманывать не буду, скажу честно – пришла команда из Москвы откомандировать одного сотрудника в Афганистан… Я не могу никому приказать поехать. Командировка может быть и опасной и… Короче, желающие есть?»

Представляете, – с гордостью продолжал рассказчик, – встали все до одного! Начальник ещё фразу не успел закончить, а весь отдел встал и стоит… Ну, он, конечно, не просто опешил, а растерялся и спрашивает: «Интересно, а я с кем останусь работать?» Побежал, конечно, к генералу, говорит: «Они все готовы ехать! Кого отправлять?» Хорошо, в телеграмме приписка была: «…не ниже начальника отделения». А отделений у нас всего четыре. А я только что КУОС закончил, я об этом и начальнику отдела сказал: «Зачем тогда учили?» Короче, настоял… Вот теперь вместе с вами… – Это был Женя Григорьев из Камчатского управления.

Он особо обнялся с сахалинцами. Хотя живут друг от друга на тысячу километров, но всё равно называют себя земляками-дальневосточниками. Женя повёл друзей к себе в комнату, предлагая, как землякам, жить вместе.

Вечером приоделись и большой компанией пошли в излюбленное место всех куосовцев, в ресторан «Радуга». Официантки и постоянный «контингент» там всем нашим офицерам давно были хорошо известны и рады, поэтому с местами, где бы сесть, хорошо поужинать и поговорить, проблем никогда не было. Даже если зал был полон, из подсобки всегда притаскивали дополнительный стол и устраивали праздник. К концу вечера за этим столом собирались уже и поварихи, и часть обслуживающего персонала. Офицеры умели гулять красиво. Да и деньги платили щедро… Между собой это заведение кто-то окрестил «Бычий глаз». Почему? Уже никто не мог вспомнить. Может быть, однажды кто-то принял на грудь столько, что глаза у него стали похожими на глаза разъярённого быка, после чего и появилось такое название, ибо каждый пришедший туда мог заполучить такой «глаз», конечно, в зависимости от количества выпитого. Случались в ресторане и драки, в основном между местными подвыпившими компаниями и офицерами с «двадцать пятого километра»[40]. Несмотря на всю секретность и зашифрованность, все местные знали, что там учатся какие-то «дяденьки-шпионы». В основном в этих потасовках брали верх наши, но были и исключения. Если кто-то на следующий день на занятиях был с «фингалом» под глазом, то он обязательно получал дополнительную нагрузку по физо. Объяснения, что на него, «типа, свалился чемодан со шкафа», во внимание не принимались. Поэтому он учился или побеждать, или не попадать в неприятные ситуации. Через какое-то время драки с местными прекратились, ввиду полной победы «двадцать пятого километра», и в ресторане воцарился мир и покой.

Приезд новых «шпионов» поджидали всегда и женщины… И всегда даже с надеждой выйти замуж за какого-нибудь офицера-холостяка. В этом им, конечно, везло меньше, потому что любой офицер, выехавший за последний светофор своего родного города, считается холостяком, а в командировках, конечно, каждый безбожно врал, что именно его сердце ещё свободно… Как говорил потом об этой ситуации «Бельмондо» – так звали