Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разрази меня бог, если я там что-нибудь вижу! — сказал начальник станции жене, удивляясь все больше и больше.
— Столько лет здесь не был. Поговаривали, что он в тюрьме, — сказала его жена.
— Черта с два! Его выслали в пограничье, он там в госхозе работал, — возразил начальник станции. — Штефан служил в пограничных войсках, слыхал, что его там где-то видели.
— Старый уже, — вздохнула женщина. — А ведь какой был видный мужик, красавец, можно сказать.
— Не болтай глупости! — оборвал ее муж. — Коли не знаешь ничего, так хоть глупости не болтай. Хорош был гусь! Нилашист проклятый. Его бы воля, он бы нам всем головы свернул.
— Это я знаю, — согласилась женщина. — Да ведь какой мужик был…
— Попридержи язык, попридержи! — взорвался муж. — Раз не знаешь, что это был за тип, так и не болтай!
— Я ведь тоже здесь жила, — сказала жена.
— Ты еще соплячка была!
— Ну да, соплячка, — обиделась жена.
— Соплячка, — с нажимом повторил муж. Потом смерил жену подозрительным взглядом. У него в сознании как будто начало что-то проясняться.
Приезжий, будто стряхнув с себя оцепенение, поднял с земли чемодан и зашагал к вокзалу.
Женщина отступила в затемненную часть помещения и украдкой наблюдала, что будет дальше.
Начальник станции еще немного постоял у входа, но, заметив, что мужчина направляется к нему, вошел в дежурную и притворил за собой дверь перед самым носом приезжего.
Но мужчина вроде и не обратил на это внимания. Размеренным шагом проследовал дальше. Он шел туда, где стрелки.
Супруги следили за ним в окно.
Внезапно женщина кинулась к дверям, но муж опередил ее. Он преградил ей дорогу и с улыбкой спросил:
— Это еще куда?
— Останови его! — попросила женщина.
— Спокойно, без паники.
— Они же встретятся у стрелок!
— Пришла пора им и встретиться.
— Верни его! — крикнула жена.
— Скажешь тоже!
— И что ты за человек!
— На что бы это было похоже, если бы именно они никогда не встретились, — ответил муж уже без улыбки.
Мужчина с чемоданом был в нескольких шагах от путевого обходчика, но тот его еще не видел. Он стучал молотком по рельсу, целиком занятый своим делом.
Мужчина остановился, улыбнулся, но обходчик все еще не замечал его.
— Доброго утречка, — сказал мужчина с чемоданом и выжидательно посмотрел на обходчика.
— Доброго, — ответил обходчик и, не разгибая спины, ушел на два шага вперед, постучал по рельсу, пройдя еще два шага, опять постучал молотком и так продолжал свой обход.
Они прошли метров тридцать, прежде чем обходчик заметил, что незнакомец идет за ним по пятам. Он выпрямился, мельком взглянул на мужчину и вытер пот с лица.
— Не узнаете меня? — спросил мужчина.
— Нет.
— Вы давно здесь живете?
— Давненько.
— Вот забавно, никто меня не узнает, — сказал мужчина и продолжал без паузы: — Я уезжаю к дочери за границу. Вот вышел здесь на часок, ближайшим же поездом поеду дальше.
— Почему так?
— Давно я здесь не был, но когда-нибудь вернусь, и на весьма продолжительное время, — сказал мужчина.
Обходчик толком ничего не понял.
— Какой воздух! — сказал мужчина с чемоданом в руке. — Что нового на ферме? — спросил он и показал пальцем на юг.
— На ферме? — переспросил обходчик и пристальнее присмотрелся к мужчине. — Ничего, или, если желаете, все по-новому. Это как посмотреть.
— Лендел. Франтишек Лендел, — сказал мужчина и протянул руку.
Рука его повисла в воздухе, обходчик притворился, что не заметил ее. На шее у него вздулись жилы.
Мужчина опустил руку, но на его приподнятом настроении это никак не отразилось.
— С этой фермы, — показал он за карьер.
— Лендел, — медленно проговорил обходчик. — С фермы.
— Да, — ответил мужчина.
— Так Лендел, стало быть, — сказал обходчик и шагнул к мужчине.
— А в селе что нового? Живы ли еще мои старые знакомые? Например…
— Многие померли, но кое-кто еще жив, — перебил обходчик. — Я тоже из числа ваших старых знакомых.
— Да?
— Да, — сказал обходчик и зло посмотрел на приезжего.
Но мужчина встретил его взгляд с полнейшим безразличием. Он полной грудью вдыхал воздух, не мог надышаться.
Обходчик испытующе рассматривал лицо пришельца. У него было самое заурядное лицо, ничем не отличавшееся от прочих лиц. Это вызвало у обходчика приступ ярости.
— Например? — продолжал мужчина с того места, на котором остановился.
— Например, старый Ондруш, — сказал железнодорожник.
— Ондруш?
— Мразь ты! — еле слышно процедил сквозь зубы обходчик.
— Что такое? — Мужчина еще не подозревал, что кроется под этим.
— Ну-ка вспомни, ты тогда был мужик в расцвете сил. — Обходчик старался дать толчок его воспоминаниям.
— Я уже старый, много пережил.
— Он тоже был немолод. Ему всего две недели оставалось до шестидесяти, когда вы повесили его в саду на грушевом дереве.
Лицо мужчины приняло растерянное, слегка бессмысленное выражение, предвестие панического ужаса.
— Не так было дело, — сказал он.
— Мне надо было раньше тебя повстречать.
— Позвольте, все было не так, — сказал мужчина с чемоданом в руке.
— Жаль, что ты не попался мне раньше, теперь ты мне нужен, как дерьмо собачье! — обходчик плюнул.
— Был суд, там во всем разобрались, — судорожно объяснял мужчина с чемоданом в руке. — Мои руки чисты, у меня бумаги есть, там черным по белому…
Но обходчик повернулся к нему спиной, взвалил на плечо ящик с инструментами и зашагал прочь.
Перевод И. Богдановой.
ЙОЗЕФ ГОРАК
ШАХТА
1
Видно, в то сырое утро уже что-то нависло над нами, раз целую ночь перед этим я никак не мог успокоиться. Когда жена меня разбудила, голова моя была еще легкой, словно перышко, но стоило мне совсем очнуться, как беспокойство вновь овладело мной. Я даже не скажу, что оно гнездилось где-то внутри меня, нет, скорей, оно кружилось в воздухе, как кружится назойливая муха над протухшим мясом. Как оплетают лицо и уши тонкие нити паутины, так оплетало меня беспокойство, неотступное, неприятное. И так же, как невозможно смахнуть с лица эту паутину, освободиться от нее и почувствовать облегчение, так невозможно было отделаться от этого чувства — тонкими мелкими иглами оно кололо меня со всех сторон. Я ворчал, как медведь на январскую метель, и был крайне встревожен. Тминную похлебку, которую жена сварила еще вечером, а сегодня только подогрела, я съел без всякого аппетита, даже хлеба не накрошил в тарелку. И умываться не стал, и усы в порядок не