И все-таки сосредоточиться на работе было необыкновенно сложно. Мысли разбегались, как испуганные животные, не давая молодой женщине шанса разобраться в происходящем.

Сложнее всего было унять слезы. Филиппа так часто подходила сегодня к умывальнику, чтобы ополоснуть покрасневшие и заплаканные глаза, что ей казалось, будто все посетители, а также прислуга с интересом пялятся на нее, раздумывая над причинами столь странного ее поведения.

Предательство, вот в чем причина!

Филиппа со злостью швырнула ком сырого теста на разделочную доску и принялась разминать податливую массу. Говард уже звонил сегодня. К счастью, трубку сестра взяла и сказала, что Филиппа больна и подойти не может. И вряд ли сможет впредь. Тот настаивал, но ничего не добился. Странно, что он так стремится ее увидеть после того, что произошло.

При сестре и подчиненных Филиппа могла еще держать себя в руках, теперь же, вдали от посторонних глаз, бедняжка совсем расклеилась: слезы лились ручьем. Потеря казалась огромной, незаменимой, невосстановимой…

Филиппа, шмыгая носом, в который раз попыталась утереть глаза бумажной салфеткой. Она моментально промокла.

Наверное, сегодняшние посетители найдут пирожные солеными, мрачно подумала Филиппа, собираясь с духом. Так или иначе, а выйти придется. Не может же она всю жизнь сидеть в кухне и рыдать!

Впрочем, появляться на людях с бледным лицом и с опухшими глазами тоже не очень-то хорошо. Все решат, что у нее в семье случилось несчастье, может быть, даже кто-то умер. Вот именно: умерли радужные надежды и лучезарные иллюзии. А раз так, то следовало их похоронить и забыть о них навсегда.

В тот самый момент, когда Филиппа предавалась горестным мыслям, негромко стукнула дверь, что вела в подсобное помещение. Молодая женщина испуганно обернулась. Кто бы это мог быть?

А, Говард Хольгерсон, собственной персоной! Какая похвальная настойчивость. Лучше бы ей, Филиппе, провалиться сквозь землю как можно скорее, только бы не видеть этого человека! Нужно было запереть дверь – правда, теперь уже поздно об этом сожалеть. Вот он стоит, здоровенный, нахмурившийся, чуть не подпирая головой притолоку. Наверное, надо что-нибудь сказать… Но что?..

Филиппа поспешно вытерла глаза и нос остатками бумажного полотенца и решительно взглянула на вошедшего. Собрав остатки мужества, она постаралась не выглядеть очень уж жалкой.

Пусть говорит, что хочет. Он и его сынок наверняка вдоволь посмеялись над ее глупостью и доверчивостью. Что ж, не надо лишать людей их маленьких развлечений.

– Может быть, ты, наконец, согласишься выслушать меня? – Говард был мрачнее тучи.

Да-да, что-то подобное она и ожидала услышать. Выставит ее виноватой во всем, потешет свое самолюбие!

– О, если я должна это сделать… Но надеюсь, ты понимаешь, как тяжело мне верить твоим словам. Практически невозможно, Говард.

– Что ж, звучит достаточно честно. – Голос ее собеседника несколько смягчился. Наверное, он был озадачен такой реакцией на свою просьбу. – Просто дай мне все объяснить, ладно? Не убегай. Не проси Дороти говорить, что тебя здесь нет. Выслушай меня.

Филиппа вздернула подбородок.

– Моя сестра сделала только то, что я ее попросила!

Говард скрестил руки на груди.

– Я это понял.

– Неужели? – Филиппа заставила себя взглянуть собеседнику в глаза и не задрожать при этом. – Ты должен признать, что тоже частенько говорил то, чего нет.

– Филиппа! – Он с мольбой посмотрел на нее. – Я понимаю, что ты потрясена происшедшим, но, прошу, не уверяй, что все то, что было между нами, ничего для тебя не значит! Это же не так. И я никогда не обсуждал с моим сыном наши с тобой отношения, клянусь!

– Нет? – В голосе молодой женщины прорезались горькие нотки. – Значит, ты их со своей матерью обсуждал, и она сказала Альфреду о том, как сильно ты меня жалеешь. Видимо, так. Но учти: я не нуждаюсь в твоей жалости!

Говард с тяжелым вздохом опустился на табурет, стоящий рядом с кухонным столом. Разговор обещал быть долгим и трудным.

– Если я скажу, что никогда не говорил о тебе и с матерью, ты мне поверишь? Все, что она сообщила Алфреду, было ее собственными домыслами. Это она так считает, не я. Понимаешь?

– Да-да, конечно. – Голос Филиппы был холоднее льда.

– Это правда. Ради Бога, ты должна мне верить! Я пришел сюда не для того, чтобы ты снова отдалилась от меня! Да, то, что произошло, – неприятная, несчастливая случайность, но не более того. Я же не знал, что Алфред собирается вернуться!

– О, в это я легко верю. Вряд ли ты хотел, чтобы сын застал тебя в такой… компрометирующей ситуации.

– Она вовсе не была компрометирующей, – зло бросил Говард. – Не для меня, по крайней мере. – Он помолчал несколько секунд, затем продолжил: – Я уже говорил тебе, что тем вечером беседовал с сыном по телефону. Он был тогда в Нью-Йорке, понимаешь? Естественно, я предположил, что он вряд ли прилетит той же ночью. Это немного далеко, знаешь ли. Вот только Алфред рассудил иначе: понадеялся, что если явится ко мне сам, то сможет повлиять на уже принятое решение.

– Какое решение? – недоуменно спросила Филиппа, не особенно надеясь на правдивый ответ.

– О, он хотел денег. Все очень просто: денег, и побольше!

– Хочешь сказать, что твой сын летел черт-те откуда ночью только для того, чтобы сказать тебе это? – Молодая женщина усмехнулась. – Ну, хорошо, допустим, я тебе поверю.

– Видишь ли, проблемы Алфреда не имеют к тебе никакого отношения, – нервно произнес Говард, глядя куда-то сквозь собеседницу, порядком раздраженную его сбивчивыми оправданиями.

– О, спасибо, что напомнил! Конечно, как я могла забыть о своем ничтожестве… Вся твоя семья не имеет ко мне никакого отношения! Как и ты сам!

– Я не это имел в виду!

– Можешь не оправдываться. Я прекрасно все поняла, не маленькая. Так вот, настоятельно тебя прошу, решай проблемы твоего сына сам. Без моей помощи, понимаешь? Я не хочу знать, как так получилось, что твой сын прилетел из Нью-Йорка – если он там действительно был – и застал нас вдвоем в постели. Возможно, ты просто не позаботился о том, чтобы этого не произошло. Возможно, это что-то вроде соревнования между отцом и сыном. И отец набрал больше очков. Вот только я не желаю в этой игре участвовать!

– Все твои предположения не имеют ничего общего с истиной! – рявкнул Говард, окончательно выйдя из себя. – Ну, хорошо, я скажу тебе, зачем Алфред прилетел ко мне!

Филиппа демонстративно зажала уши руками.

– Не желаю ничего знать!

– Нет, ты все-таки выслушаешь меня! – Говард шагнул к ней и, схватив сильными пальцами за запястья, попытался развести ее руки в стороны. – Ты выслушаешь меня добровольно или я заставлю тебя это сделать!