Члены курии во время обеда также обдумывали предстоящее решение. Для них утро началось прекрасно: они сумели остановить Пиньедоли, а выдвинутый ими утром кандидат Сири, несомненно, добился максимального успеха. Несмотря на все давление, которое группировка Феличе оказывала до открытия конклава, сейчас им было ясно, что на сторону Сири не удастся перетянуть нужное число кардиналов из левого крыла и центристов. А Лучани, скромным прелатом из Венеции, несомненно, в Ватикане будет легко манипулировать. Однако подобной уверенности не разделяли те, кто стремился вернуться к дореформенной церкви, времен до Второго Ватиканского собора. Они указывали на то, что Лучани больше прочих кардиналов-итальянцев руководствовался в своей деятельности духом Ватиканского собора папы Иоанна XXIII.

В Англии все останавливается, когда наступает момент для традиционного пятичасового чая. Подобным образом в Италии жизнь замирает на время сиесты. Одни кардиналы задержались в трапезной, негромко беседуя, другие удалились в свои комнаты ненадолго вздремнуть. В келье под номером 60, преклонив колени, молился Альбино Лучани.

«Из этого теста ньокки не слепишь», — говорил Лучани до конклава отдельным своим сторонникам. И вот выяснилось, что с его самооценкой не согласно значительное количество его коллег-кардиналов.

В молитве он обрел ответ, не об окончательном результате голосования, но о том, как ему следует поступить, если выбор падет на него. Лучани, который всегда хотел быть лишь приходским священником и никем больше, теперь находился на пороге избрания на высшую ступень во всей иерархии Римско-католической церкви. Стоя на коленях, он горячо молил Господа выбрать кого-нибудь другого.

Выйдя из своей «кельи» в 16:00, Лучани попал в дружеские объятия кардинала Джозефа Малулы из Заира. Преисполненный радости, Малула принялся поздравлять патриарха Венеции.

Лучани печально покачал головой: «У меня в душе бушует свирепая буря», — промолвил он, когда они оба направились в Сикстинскую капеллу на третий тур голосования.

Лучани — 68 голосов,

Сири — 15 голосов,

Пиньедоли — 10 голосов.

Оставшиеся 18 голосов были поданы за других кандидатов. Сейчас Альбино Лучани отделяло от папского трона семь голосов. Приложив руку ко лбу, он — и тому есть свидетели — прошептал: «Нет! Пожалуйста, нет».

Эту мольбу слышали кардиналы Виллебрандс и Риберио, сидевшие по бокам от Лучани. Оба в душевном порыве протянули руки к Лучани, дружеским пожатием успокаивая его. Виллебрандс негромко произнес: «Мужайтесь! Господь, возлагая бремя, дает и силы, чтобы его нести».

Риберио одобрительно кивнул и добавил: «Весь мир молится за нового папу».

Несомненно, у многих возникла мысль, что в тот жаркий день в конклаве правил Святой Дух. Другие на снизошедшее на выборщиков вдохновение смотрели более цинично. Кардинал Таофинай из Самоа едва слышно пробормотал: «Власть суть в образе человеческом, точнее, в образе кардинала курии». При этих словах он не сводил пристального взора с Феличи.

А Феличи, который все утро голосовал за Сири, теперь подошел к Альбино Лучани и вручил ему конверт, заметив при этом: «Послание для нового папы». В конверте лежал лист бумаги с двумя словами: «Via Crucia» — «Крестный путь».

Конклав охватило волнение. Многие были теперь убеждены, что их действия направляет божественное провидение. Позабыв об инструкциях покойного папы Павла VI, что всякий раз перед голосованием каждый кардинал обязан принести торжественную клятву, конклав приступил к четвертому туру голосования.

Лучани — 99 голосов,

Сири — 11 голосов,

Лоршейдер — 1 голос (это был голос Альбино Лучани).

Когда было объявлено о результатах последнего голосования, собрание разразилось громкими аплодисментами. На часах было 18:05. Клика сторонников Сири, непримиримых правых, продержалась до самого конца. Двери капеллы открыли, и вошедшие в сопровождении камерария Вийо церемониймейстеры направились туда, где сидел Альбино Лучани. К нему обратился Вийо:

— Согласен ли ты с каноническим избранием верховным понтификом?

Взгляды всех присутствующих были устремлены на Лучани. Кардинал Кьяппи описал мне то, чему был свидетелем: «Он сидел в трех рядах позади меня. Даже в тот момент, когда ему сообщили об избрании, он мучился сомнениями, кардинал Вийо громко задал свой вопрос, и он продолжал колебаться. Кардиналы Виллебрандс и Риберио всячески старались подбодрить его».

В конце концов Лучани промолвил:

— Да простит вас Господь за то, что вы сделали со мной. — Затем он добавил: — Я согласен.

— Каким именем ты желаешь называться? — спросил Вийо.

Лучани вновь заколебался снова. Потом, впервые улыбнувшись, он ответил:

— Иоанн-Павел I.

По рядам кардиналов, старавшихся не упустить ни звука, прокатились довольные шепотки. Выбранное Лучани имя было новшеством — первое двойное имя в истории папства. По традиции, имя, какое берет себе новый папа, служит указанием на то, какую политическую линию он намерен проводить. Так, выбор имени Пий порадовал бы представителей правого крыла, намекая на возможность возврата к церкви времен Пия XII, до решений Второго Ватиканского собора. Какой смысл вкладывал Лучани в свой выбор имени, зависело от того, какое послание хотели получить услышавшие.

Почему Лучани, человек нетщеславный и нечестолюбивый, согласился принять эту должность, которая для многих иных кардиналов представлялась верхом желаний, целью всей жизни?

Ответ, как и во многих случаях, имеющих отношение к этому простому человеку, сложен. Все свидетельства указывают, что он был поражен тем, как быстро и убедительно прошло голосование. В беседах со мной многие отмечали это обстоятельство. Вероятно, подвести итог лучше всего смогут слова одного члена курии, который на протяжении двадцати лет тесно дружил с Альбино Лучани.

Он этим терзался. Не будь он потрясен громадным преимуществом в голосах, развивайся события не столь стремительно, продлись конклав на следующий день, у него было бы время собраться с мыслями и отказаться; кроме того, если бы на том конклаве он решил, что не годится для роли папы, он бы наверняка отказался. Он был одним из самых сильных духом людей, кого я знал за тридцать лет в курии.

Нельзя сбрасывать со счетов и столь существенный момент, как свойственное Лучани смирение. Возможно, кто-то усомниться в том, насколько правомерно назвать согласие стать римским папой проявлением смирения. Однако в действительности никакого противоречия нет в том, чтобы приравнять согласие взять на себя верховную власть с проявлением смиренности, если последнее, что вы хотите получить, — это верховная власть.

На самом конклаве, пока нового папу римского вели в ризницу, всех охватили радостные чувства. За стенами Сикстинской капеллы царило замешательство. Пока братья Гаммарелли, ватиканские портные, пытались подыскать подходящую белую папскую сутану, кардиналы весело сжигали бюллетени, добавив к ним специальные химикаты, чтобы весь мир увидел белые клубы дыма. Ожидавший мир увидел, как из небольшого дымохода сначала повалил белый дым, а потом, чуть погодя, из него вырвались клубы черного цвета (свидетельствующие о том, что католическая церковь по-прежнему остается без своего главы). Дым пошел в 18:24. Пока дымоход продолжал извергать в небо дым разных оттенков, в Ватикане братьям Гаммарелли не везло в поисках нужной белой сутаны. Обычно перед конклавом они запасались тремя папскими облачениями: маленького размера, среднего и большого. На сей раз, ориентируясь на список из двенадцати папабилей, они изготовили четыре сутаны, в том числе и одну очень большого размера. Худощавый Лучани со всей очевидностью не фигурировал у портных в списке кардиналов-фаворитов. В конце концов, чуть не утопая в складках своей новой сутаны, Лучани вышел их ризницы и, усевшись в кресло перед алтарем, приветствовал кардиналов: каждый, поцеловав новоизбранному папе руку, оказывался затем в его теплых объятиях.