Группа «Агата Кристи». «Новый год»

Про депрессию и варианты сдачи в плен. 22 ноября 1941 года. Севернее Волоколамского шоссе. Подступы к деревне Щербинино. Серый зимний день. Зверски болит голова.

Все пять дней пребывания в 21-й танковой бригаде мне было очень плохо. Я не знаю, с чем это связано, но с первой же ночи здесь я не мог нормально спать. Было странное, никогда ранее не испытанное ощущение полного раздвоения личности. Я засыпал, но мозги совершенно не отдыхали. Более того, во сне я словно жил другой жизнью, где все было иначе, чем у меня, до близкого знакомства с «666-м». А вся та война и боль, которые остались позади, — это скверный, но много раз виденный мной фильм, содержание которого я запомнил почти наизусть. Просыпался я совершенно разбитым. С тяжелой головой. Более того, на третью ночь я начал слышать (или мне казалось, что я его слышу?) в своей голове какой-то, вроде бы знакомый, голос. И этот голос нашептывал мне, чтобы я не относился ко всему творящемуся вокруг слишком серьезно. Хотя бы потому, что я здесь чужой и это не моя война… В общем, за пять ночей я стал готовым клиентом для дурдома, куда я бы с радостью пошел и сдался добровольно. Но, увы, в сорок первом году угодить с фронта в дурку было не так-то легко…

В остальном все эти дни я худо-бедно воевал там, «где доктор прописал», то есть в 21-й танковой бригаде. Правда, сказать, что мы особо лихо сплавляли гитлеровское отродье на тот свет, я не могу. Мы все больше отступали или совершали не очень понятные мне передвижения вдоль фронта. Накануне, прибыв в эту самую деревню Щербинино, мы как могли маскировали и окапывали свои танки. Мои якобы очень глубокие познания в тяжелых танках не были особенно востребованы, поскольку в бригаде было всего два KB — командирский танк нашего комбрига и второй, в котором что-то все время ломалось. Кроме них, в бригаде было три Т-34 и девять штук разнотипных легких танков. На последние меня и определили. Так я стал командиром танка БТ-7М. Кстати, моя фамилия вызывала-таки у кое-кого ухмылки. И дело не в поэме Твардовского, а в том, что скорый на выдумку советский Агитпроп, оказывается, уже успел опошлить мою здешнюю фамилию в одной «нетленке». А именно — осенью 1941-го был снят черно-белый мультфильм о том, как деревенский парень Вася Теркин в компании с псом Трезором, направляясь то ли в военкомат, то ли на сборный пункт, встретил немецких парашютистов-диверсантов (уже смешно!) и героически переглушил их всех поленом, во славу своей социалистической родины… К моему счастью, видели сей мультшедевр далеко не все. Вот тебе и «легенда»…

А день 22 ноября начался с ЧП общебригадного масштаба. Явившийся ни свет ни заря в избу, где дрых мой экипаж, бригадный зампотех воентехник Соболев объявил мне о том, что «эти уроды» доломали-таки второй дышавший на ладан КВ. Что теперь я как специалист должен оценить ущерб лично, а то пойду под трибунал. Вспомнили-таки обо мне, засранцы. Напялив полушубок и шапку, я кое-как обтер морду лица чистым снежком и потек за Соболевым, оценивать ущерб лично. Голова при этом не переставала болеть ни на минуту, и каждый шаг отдавался под черепушкой как удар кулаком. К счастью, большую часть пути до аварийного танка мы проделали на выбеленном под цвет окружающего бардака пикапчике ГАЗ М-415.

Как оказалось, KB застрял довольно далеко от деревни, километрах в двух западнее, не меньше. Вчера во время марша он плелся замыкающим. Была пурга, и то, что танк встал, никто в колонне не заметил. Шумиха и неразбериха, за которыми должны были последовать неизбежное наказание невиновных и награждение непричастных, начались много позже и особого смысла уже не имели. Потому что все было не просто плохо, а очень плохо.

Серо-зеленая громада инвалидного KB, уже слегка припорошенная снежком, торчала в кювете, на краю замерзшей проселочной дороги. Возле нее уже собрался «консилиум» — два маленьких танка Т-60 и десяток человек (пятеро из которых составляли экипаж аварийного танка и имели совершенно потерянный вид) во главе с командиром бригады. Наш комбриг, полковник Дерзилов Иван Фотиевич, смотрелся орлом в своем кожаном реглане на меху и пижонской каракулевой шапке-финке. Добавлю, что Дерзилов следовал последней полководческой предвоенной моде, а потому брил череп налысо (подражая тем самым недавнему наркому обороны СССР Семену Тимошенко, чья голова, как известно, была подобна коленке) и имел под носом «гитлеровские» усики (как у еще одного наркома обороны, воспетого в песнях Клима Ворошилова) и оттого выглядел совсем грозно. Я вспомнил, что году в 1936-м многие командиры Красной Армии носили козлиные бороды «а-ля Янгель Гамарник». Тоже мода была. Только где теперь те бороды и тот Гамарник? Может, вы знаете? Вообще же, Дерзилов имел какой-никакой военный опыт, поскольку успел поосвобождать от польских панов западных белорусов, дать отпор зарвавшейся белофинской военщине в карельских снегах и покомандовать танковой дивизией на Украине летом этого года. На последнем посту Дерзилов, следуя «мудрым» указаниям Генштаба, пытался на третий день войны взять Люблин, а в августе выбрался из Уманского «котла» — на своих двоих и в красноармейской гимнастерке… Но по мне так лучше такой командир, чем никакого.

Судя по понурым, чумазым физиономиям собравшихся вокруг KB танкистов, товарищ командир уже довольно долго воспитывал их. Воспитание сводилось к фразам на тему «Количество уродов среди танкистов РККА в абсолютных величинах». Об этом можно было судить по командиру поломанного KB старшине Чернопятко. В глазах этого хитрого хохла читался как минимум штрафбат и армейский трибунал. Остальные собравшиеся пытались делать умные лица и чесали в затылках. И было понятно, что ни фига тут сделать нельзя. Пациент скорее мертв, чем жив… По своему опыту могу сказать, что для того, чтобы сломать Т-55, Т-62, Т-72, ПТ-76 или, к примеру, БМП, надо быть очень крутым дебилом и неучем. Хотя танки послевоенного поколения были продуктом, доведенным до совершенства, в расчете на эксплуатацию не знающими русского языка безграмотными солдатами-срочниками. Здесь до таких высот еще не дошли. Т-34 и KB первых выпусков имели чудовищное количество конструктивных недоработок и просто брака. А личный состав был элементарно необучен ездить на них, не то что чинить… Простой пример: два дня назад в 21-й танковой бригаде было четыре Т-34. Один танк этого типа бросили — экипаж забуксовал в колдобинах и, пытаясь выбраться, сорвал левую гусеницу и пережег двигатель. Танк даже не успели подорвать или поджечь, поскольку немцы были в двух шагах. Ладно, хоть сами успели слинять. Другим и это не удавалось…

— А-а! Теркин! — объявил Дерзилов, узрев мое появление. — Специалист! Давай выручай!!

— А что случилось, товарищ полковник?

— Поломка шестерней в коробке перемены передач! — отрапортовал выступивший вперед Чернопятко.

— И что тут можно сделать? — поинтересовался я. — Танк первых выпусков, «сырой»… — Не буду же я распространяться о том, что еще в августе 1940 (!) года бывший военпред Кировского завода военинженер Каливода накатал наркому народного контроля СССР товарищу Мехлису совершенно справедливую «телегу» о конструктивных недостатках танка КВ. А также о том, что проверка эти факты подтвердила полностью, а «гениальный конструктор» Жозеф Котин до 1942 года не устранил ни один из них (!), несмотря на подпись Сталина под документом… А чинить сами весь этот заводской брак танкисты не умели. Они вообще пока еще мало что умели. Чего хотеть от людей, которых призывали быть готовыми к бою, «если завтра война». А война взяла да и случилась сегодня, прямо сейчас… И все эти «завтраки» вышли боком…