Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ждет ее завтра?
Нищета? Окончательное падение?
Маргарита подняла глаза.
На афишной тумбе висела яркая, аляповатая афиша.
На афише красовался пучеглазый мужчина с длинными черными усами, в огромной белой чалме. Под этим изображением змеилась надпись:
«Все чудеса Востока! Маг и волшебник из Ост-Индии откроет перед вами удивительные храмовые тайны! Вход всего один гульден, дети до пяти лет бесплатно».
Маргарита вспомнила полуразрушенный храм в джунглях, вспомнила изображения древних богов на стенах, гибкие девичьи тела, танцующие под беззвучную музыку…
Как всегда, вспоминая те удивительные дни, она достала из сумочки свой гребень, провела им по волосам.
И как всегда, от прикосновения черепахового гребня душу ее наполнила энергия.
А что, если…
Восток сейчас в большой моде, но для всякого удачного дела нужны немалые начальные деньги…
Вдруг в ее мысли ворвался посторонний голос:
– Добрая барышня, не хотите ли узнать свое будущее? Не хотите ли узнать, что вас ждет?
Маргарита подняла глаза.
Перед ней стояла сгорбленная старуха в поношенном черном платье и странной шляпке, напоминающей ведьмин колпак. Старуха смотрела на девушку внимательными темными глазами, которые, казалось, заглядывали прямо в душу.
– У меня совсем нет денег, старая женщина! – проговорила Маргарита.
Внезапно она вспомнила другой день, день из своего детства, и другую старуху… старую Нелле…
– Деньги… – пробормотала старуха, – конечно, сегодня у тебя нет денег, но завтра они будут… завтра их будет много, очень много! А сейчас мне хватит всего одной мелкой монетки. Той, что лежит у тебя в правом кармашке.
Маргарита машинально сунула руку в карман – и действительно нащупала в нем монетку.
Откуда эта старуха знала?
– Вот, вот эту монетку дай мне – и узнаешь, что тебя ждет! Увидишь свое будущее!
Маргарита сунула медную монету в сморщенную руку гадалки. Та спрятала монету, и тут же у нее в руке появился сверкающий хрустальный шар.
– Смотри сюда, добрая барышня! – бормотала старуха, вращая шар перед глазами девушки. – Смотри в этот шар! Ты увидишь в нем свое будущее…
Маргарита невольно взглянула на сверкающий шар и словно погрузилась в него. Она увидела рукоплещущую публику… господ в черных фраках, дам в вечерних платьях, усыпанных бриллиантами… восхищенные взгляды…
Все эти люди в восторге смотрели на сцену, залитую ярким светом софитов, а на сцене…
На сцене стояла она – Греша ван Зелле… Маргарита Мак Леод… Мата Хари… счастливая, сияющая, осыпанная цветами, окруженная всеобщим восторгом…
А потом…
Потом картина в шаре сменилась.
Теперь в нем была тесная, полутемная комната… нет, не комната – это была тюремная камера… узкая койка, погнутая жестяная миска с какой-то несъедобной баландой и мрачный человек с черной короткой бородой…
А потом – лужайка перед мрачной крепостной стеной, и десять солдат, десять новобранцев с заряженными винтовками, и офицер с перчаткой в руке, который отдает солдатам короткий отрывистый приказ…
И она, Греша ван Зелле, Маргарита Мак Леод, Мата Хари, стоит перед этими солдатами, слабая и беззащитная, стоит в ожидании смерти.
Что это? Маргарита не понимала и не верила, она не хотела понимать и верить.
Ей куда больше нравилась первая картина – рукоплещущая публика и она на сцене, сияющая, осыпанная цветами, окруженная всеобщим восторгом…
Пусть будет так, пусть будет слава, пусть будут аплодисменты, а что потом – неважно.
Маргарита хотела что-то спросить у гадалки, но той и след простыл.
Маргарита огляделась. Она была в незнакомом районе, среди богатых, красивых домов. Навстречу ей шел пожилой господин в изящном пальто, с тросточкой в руке. Вдруг он остановился, уставился на нее и воскликнул:
– Греша! Греша ван Зелле! Ты ли это?
– Я давно уже Маргарита Мак Леод, – ответила молодая женщина строго. – А кто вы, сударь?
– Неужели ты не помнишь меня, Греша? Я – Хендрик ван Рютен, давний знакомый твоего отца… кстати, я давно его не видел. Как он поживает?
– Вы и правда давно его не видели! – вздохнула Маргарита. – Мой бедный отец уже год как скончался.
– Какое несчастье! – Господин ван Рютен сочувственно вздохнул и погладил молодую женщину по руке. – А как твои дела? Ты говоришь, что вышла замуж?
– Мои дела? – Глаза Маргариты сверкнули. – Да, я вышла замуж и какое-то время жила в Ост-Индии. Там я научилась восточным танцам. Настоящим храмовым танцам… кажется, сейчас в Европе большая мода на все восточное?
– Восточные танцы? – Господин ван Рютен взглянул на Маргариту оценивающим взглядом. – Восточные танцы – это и правда интересно. Но здесь, в Голландии, ты вряд ли найдешь истинных ценителей. С этим нужно ехать в Париж.
– О, Париж! Но чтобы покорить Париж, нужно немало денег. Туалеты, украшения…
– Ты права, Греша! – Господин ван Рютен уже по-хозяйски взял ее под руку, глаза его мечтательно затуманились. – Как ценному бриллианту нужна соответствующая оправа, так и такой женщине, как ты, нужен человек, который придаст тебе настоящий блеск. Поверь мне, я разбираюсь в бриллиантах, и я разбираюсь в женщинах. – Господин ван Рютен спохватился: – Что же мы разговариваем на улице? Может быть, зайдем куда-нибудь? Здесь рядом есть прекрасная кондитерская…
– Можно и в кондитерскую.
Я вышла на улицу и подошла к углу как раз в тот момент, когда там проезжала нужная мне маршрутка. Я бросилась вслед за ней, замахала рукой, но водитель меня не заметил или сделал вид, что не заметил, во всяком случае, он с ветерком промчался мимо.
Я чертыхнулась и остановилась.
Теперь придется ждать неизвестно сколько времени… ждать под унылым моросящим дождем…
И тут рядом со мной, мягко скрипнув тормозами, остановилась большая черная машина.
Задняя дверца ее открылась, и прозвучал смутно знакомый властный голос:
– Садись!
Я невольно шарахнулась в сторону, вмиг ожили воспоминания – не далее как сегодня утром похожую на меня девушку также вот запихнули в машину и увезли в неизвестном направлении. И не обошлось там без Игореши. Так неужели он опять по мою душу?
– Да садись же! – с досадой повторил тот же самый голос, и я разглядела в полутьме салона Алексея, того человека, с которым познакомилась в паршивом третьесортном отельчике, где провела не самую приятную ночь в своей жизни. Надо же, а я думала, что мы простились навсегда. – Говорю же тебе – садись! – повторил он, с трудом сдерживая раздражение.