И первое, на что обращают внимание при регламентации одежды, — цвета. Одни цвета определенным классам или категориям общества носить запрещается, другие, наоборот, носить предписывается. И в обоих случаях первым номером в перечне цветов стоит красный. Его часто предписывается носить тем, кого профессия или иная особенность поставила вне общества. Так, в XIV–XVIII веках во многих городах Европы проституток обязывают носить какой-либо предмет одежды (платье, накидку с капюшоном, пояс) яркого, бросающегося в глаза цвета, чтобы их нельзя было принять за порядочных женщин. И часто этот цвет — красный; самый ранний случай его использования в данном качестве отмечен в Милане в 1323 году[166]. Однако в тот или иной момент, в том или ином городе носить красную одежду или отметину на одежде могут обязать и людей других профессий и социальных категорий: мясников, палачей, прокаженных, слабоумных, пьяниц и прочих изгоев, к которым следует добавить и иноверцев — евреев и мусульман[167]. Мы уже затрагивали здесь эту тему.

Когда же красный цвет не предписывается, а, напротив, запрещается носить, причина вовсе не в том, что он слишком яркий или нескромный, а в пигменте, которым его окрашивают. Ткани и одежду, выкрашенные самым дорогим сортом кошенили (granum preciosissimum), дозволяется носить только высшей знати, высшим слоям патрициата, а другие классы общества должны довольствоваться менее дорогостоящими красителями: мареной, кампешевым деревом, рокцеллой и другими лишайниками, а также дешевой разновидностью кошенили — кермесом (graine commune). У красного цвета как знака отличия и престижа очень долгая история — начавшись еще в эпоху палеолита, она длится и по сей день.

Но наступает XVI век, и теперь уже Реформация объявляет войну цветам, или, по крайней мере тем из них, которые она находит слишком яркими или слишком резкими. Таким образом, она выступает наследницей законов против роскоши и религиозных морализаторских движений позднего Средневековья. Постепенно во всех областях жизни она отдает приоритет тройке цветов — черному, белому и серому; эти цвета достойней и выше, чем "папистская полихромия" и лучше сочетаются с новой цивилизацией печатной книги и гравюры, которая в этот момент как раз переживает расцвет. Мне уже приходилось заниматься "хромофобией" вождей Реформации, в частности в книге "Черный. История цвета"[168], и я отсылаю читателя к этой моей работе, а сейчас ограничусь кратким описанием данного исторического явления и подробнее остановлюсь лишь на судьбе красного цвета, ставшего его главной жертвой.

В первое время протестантское цветоборчество затрагивает только храмы. По мнению вождей Реформации, цвет занимает в церкви непомерно много места: надо принять меры, чтобы его там стало меньше, или не осталось вообще. В своих проповедях, вслед за библейским пророком Иеремией, который осыпал упреками царя Иоакима, они осуждают "тех князей, кто строит храмы, похожие на дворцы, и прорубает себе окна, и обшивает кедром, и красит красной краскою"[169]. Главной их мишенью становится именно красный цвет, в Библии выполняющий роль Цвета как такового, а в XVI веке ставший главной эмблемой роскоши католической Церкви. Однако есть и другие нелюбимые цвета — желтый и зеленый. Их необходимо изгнать из храма. И начинается преобразование церковных интерьеров, которое перерастает в вакханалию разрушения (в частности, уничтожаются витражи). Стены церквей должны стать монохромными: их освобождают от всего лишнего, оголяют камень или кирпич, росписи забеливают известью либо закрашивают однотонными красками, черной или серой. Цветоборчество здесь идет рука об руку с иконоборчеством[170]. Еще более жесткую позицию вожди Реформации занимают по отношению к богослужебным цветам. В ритуале католической мессы цвет играет первостепенную роль. Церковная утварь и облачения священников не только выполняют функцию, обусловленную их местом в системе богослужебных цветов, они гармонично сочетаются со светильниками, с архитектурным декором, с полихромной скульптурой, с миниатюрами в священных книгах и со всеми драгоценными украшениями храма: в итоге получается настоящий спектакль, герой которого — цвет. Во время некоторых праздничных богослужений особо важную роль в убранстве церкви выполняет красный — в частности, в Духов день (а Троицын день — это настоящее буйство красного), в праздник Крестовоздвижения и в праздники мучеников. По мнению вождей Реформации, теперь все это должно исчезнуть: "храм — не театр" (Лютер), "служители Церкви — не фигляры" (Меланхтон), "богатство и красота обрядов препятствуют искреннему богопочитанию" (Цвингли), "лучшее украшение храма — это слово Божие" (Кальвин). Таким образом, система богослужебных цветов отменяется. От прежней цветовой гаммы остаются только черное, белое и серое[171].

В результате христианский храм внутри постепенно становится таким же строгим и почти лишенным цвета, как синагога. Однако наиболее сильное и длительное влияние Реформация оказала даже не на убранство храмов, а на тенденции в одежде. В глазах ее вождей одежда — нечто постыдное и греховное. Ведь она связана с грехопадением: Адам и Ева были нагими, когда жили в раю, а затем, ослушавшись Бога, будучи изгнаны из рая, они сшили себе одежду, чтобы прикрыть наготу. Одежда — символ их проступка, и ее главнейшая функция — напоминать человеку о его греховности. Вот почему одежда всегда должна быть строгой, простой, неприметной, соответствующей климату и приспособленной для работы. Все варианты протестантской морали выражают глубокое отвращение к роскоши в одежде, к изыскам и украшениям, к переодеваниям, к слишком часто меняющейся или эксцентричной моде. В итоге внешний вид протестантов приобрел необычайную строгость и суровость: их одежду отличали простота покроя, отказ от любых аксессуаров и любых ухищрений. Вожди Реформации сами подают пример аскетизма как в своей повседневной жизни, так и на своих живописных или гравированных портретах. Все они позируют художникам в темной, строгой, одноцветной одежде.