Я сижу на принесенном из дома пластиковом стуле и пью кофе, поглядывая на приближающуюся девушку. На ней брюки, не способные защитить от такого холода. Да и ветер сегодня сильный. Замерзшие пряди волос падают ей на лицо. Кажется, она уже дрожит. Я точно включил обогреватель.

– Зачем ты пришла? – спрашиваю я. – Хочешь задницу отморозить? – добавляю, видя, как она опускается на землю у воды. Надо сказать ей, чтобы возвращалась в дом, но я молчу.

Земля сырая. Она приподнимается и садится на согнутые ноги, обхватив себя руками, чтобы согреться.

Мы оба молчим. Нам незачем разговаривать. Она просто рада выйти куда-то из ненавистного дома.

Там отвратительно пахнет сыростью и плесенью. Смрад бьет в нос даже после стольких дней, когда кажется, что уже должен привыкнуть.

Внутри холодно так же, как и снаружи. Дрова нужно экономить, чтобы хватило на всю зиму. До сегодняшнего дня мы топили печь только ночью. В течение дня температура в доме падала, наверное, градусов до десяти. Я знаю, ей всегда холодно, хотя на ней несколько слоев одежды. Зимы на севере суровые, к такому мы не привыкли. И это время неумолимо приближается.

Ноябрь – последнее затишье перед бурей.

Над озером кружат гагары, готовясь к перелету на юг. Они последние птицы, оставшиеся в эту пору так далеко на севере. Среди них птенцы, появившиеся на свет весной и только окрепшие для долгого путешествия. Все остальные уже улетели.

Полагаю, девчонке раньше никогда не приходилось рыбачить, но у меня-то большой опыт. Я с детства ходил на рыбалку. Замерев на берегу, я крепко держу удочку. Взгляд прикован к водной поверхности. К счастью, она понимает, что сейчас лучше помолчать, знает, что звуки ее голоса отпугнут рыбу.

– Вот, – произношу я, зажав удочку коленями, и снимаю уютную куртку с капюшоном. – Надень, а то замерзнешь.

Она не представляет, что сказать. Забывает даже поблагодарить. Такие жесты ей непривычны. Просунув руки в теплое нутро, она садится и через несколько минут перестает трястись. Накинув капюшон на голову, она наконец обретает надежное убежище от холода. Сам я не мерзну, а если бы и так, ни за что не признаюсь.

Клюет. Встаю и подтравливаю леску, стараясь крепко держать удочку. Рыбина взлетает над водой. Девчонка закрывает глаза. Бросаю улов на землю и смотрю, как она борется за жизнь, пока все не заканчивается.

– Можешь смотреть, – говорю я. – Сдохла.

Она не может. Не может даже посмотреть. Беру рыбину в руки и вытаскиваю крючок. Насаживаю наживку и протягиваю удочку девушке.

– Нет, спасибо.

– Ты раньше никогда не ловила рыбу?

– Нет.

– Да, таким вещам в вашем кругу не учат.

Она знает, какого я о ней мнения. Испорченная маленькая богачка. Если это не так, ей придется доказать обратное.

Она выхватывает удочку из моих рук. Не привыкла, чтобы ей указывали.

– Знаешь, что делать? – спрашиваю я.

– Разберусь, – фыркает она и делает все неправильно.

Мне приходится помочь. Поплавок покачивается почти у берега. Видимо, она мечтает, чтобы ни одна рыба не клюнула. Я сажусь и беру кружку с остывшим кофе.

Не знаю, сколько времени прошло. Успеваю принести еще кофе и зайти в туалет. Когда возвращаюсь, она с вызовом сообщает, что удивлена тем, почему я не привязал ее к дереву. Солнце уже отрывается от горизонта и усиленно пытается прогреть воздух. К сожалению, безрезультатно.

– Считай, тебе повезло.

Помолчав, спрашиваю ее об отце.

Она молчит, упрямо глядя перед собой. Мы слушает крики птиц и разглядываем тени деревьев на поверхности воды.

– Почему ты о нем спрашиваешь? – неожиданно произносит она.

– Какой он? – Я многое о нем знаю, мне просто интересно услышать, что скажет она.

– Я не хочу о нем говорить.

Мы опять молчим.

– Мой отец вырос в богатой семье, – внезапно начинает она и рассказывает, что в семье всегда были деньги. Их хватало на многие поколения. Их было больше, чем требовалось, и родственники не знали, что с ними делать. Достаточно, чтобы прокормить небольшую страну. Но они этого не делали. Они все оставили себе.

Она рассказывает, как развивалась карьера ее отца. Мне известно и это.

– Многие его знают. Отцу всегда мало денег, он идет на все ради них. Поэтому и берет взятки. Правда, его ни разу не поймали. – Она выдерживает долгую паузу, и я терпеливо жду. – Имидж для него все.

Потом она рассказывает о сестре. Грейс. Говорит, что та копия отца – амбициозная, лицемерная, жаждущая получить от жизни все. Кошусь на нее с интересом. Грейс не единственная, кто обо всем этом мечтает. Она дочь богатого негодяя. Все в жизни ей преподносили на серебряной тарелочке. Я знаю об их семье больше, чем можно предположить.

– Думай что хочешь, – говорит она. – Но мы с отцом совершенно разные. Совершенно.

И добавляет, что они никогда не ладили, даже когда она была ребенком.

– Мы почти не разговариваем. Очень редко. Создаем видимость нормальных отношений.

Грейс адвокат. Протеже отца.

– В ней есть все, чего нет во мне. Мое образование его никогда не волновало, а Грейс он оплатил обучение в колледже и университете. Ей он купил квартиру в Лупе, а мне приходится ежемесячно отдавать восемьсот пятьдесят долларов за аренду. Для меня это существенные траты. Я просила отца оказать помощь школе, где я работаю. Например, основать фонд для выплаты стипендий. Он рассмеялся в ответ. Грейс работает в крупнейшей фирме, она берет со своих клиентов до трехсот долларов в час. Всего через несколько лет она стала партнером. Он сделал ее такой.

– А ты?

– Я другая. Я обычный человек с недостатками, которые отец терпеть не может.

Она говорит, что всегда была неинтересна отцу. Он равнодушно смотрел ее импровизированные выступления, когда ей было пять, и также равнодушно воспринял факт, что ее работу выставили в галерее, когда ей было девятнадцать.

– Но одно лишь появление Грейс в доме способно поднять ему настроение. Она яркая, говорит отчетливо и всегда верные вещи и не заблуждается, как любит выражаться отец. Моим заблуждением было решение стать художницей. Мама тоже заблуждается, как человек, оторванный от реальности.

Меня бесит ее нытье о том, как несправедливо с ней обошлись. Можно подумать, в ее жизни так много трудностей. Ей невдомек, что такое тяжелая судьба. Я вспоминаю, как мы пережидали грозу в шалаше, а молния в то время уничтожила наш дом на колесах.

– Считаешь, я должен тебе посочувствовать?

Над головой крикнула птица, вскоре ей ответила другая.

– Я никогда не просила об этом. Ты задал вопрос. Я ответила.

– Но ты сама постоянно себя жалеешь.