Я отрываюсь от окна и перевожу взгляд на гусей.

– Вот это.

Ответ удовлетворяет ее, и она замолкает. Я перехожу к другому окну.

– Зачем ты это делаешь? – интересуется она.

Я останавливаюсь и долго смотрю на нее. Я выгляжу немного брутально и знаю это. И еще я угадываю ее мысли: «Лучше замазка, чем я?»

– Какого черта ты задаешь столько глупых вопросов?

Мне не удается сдержать гнев. Она замолкает и возвращается к рисунку. Начинает штрихами набрасывать облака, клубящиеся у самой земли. В какой-то момент я опять обращаюсь к ней:

– Я тебе не нянька, так что заткнись и не беси меня.

– А… – тянет она, встает и возвращается в дом.

В принципе это не совсем правда.

Если бы я хотел, чтобы она не донимала меня, купил бы больше веревки и привязывал ее в ванной, а замолчать отлично заставил бы кляп.

А если бы я хотел хоть немного искупить свою вину, купил бы ей альбом и карандаши.

Нетрудно было догадаться, что все сложится именно так. Я рос и доставлял взрослым все больше проблем. Я дрался, грубил старшим. Срывал и прогуливал занятия. В старших классах учитель предложил маме отвести меня к психоаналитику. Сказал, что я не умею управлять гневом. Мама сказала, что, если бы ей довелось пройти через то, что пришлось пережить мне, она тоже была бы такой. Отец бросил нас, когда мне было шесть. Он был рядом достаточно долго, чтобы я запомнил его навсегда, но недостаточно, чтобы иметь желание заботиться обо мне и маме. Я помню, как они дрались и кричали. Они били друг друга и бросались всем, что попадало под руку. Слыша среди ночи, как окно разбивается вдребезги, я притворялся, что сплю. Двери хлопали с невероятной силой, а матерные слова сталкивались в воздухе. Я помню вереницы пивных бутылок и падающие из его карманов крышки, хотя он утверждал, что давно не брал в рот спиртного.

Я участвовал со всех школьных драках. Учителя математики я послал к черту за его утверждение, что я никогда ничему не научусь. Учительницу биологии я послал еще дальше, потому что она решила помочь мне освоить ее предмет.

Мне никто не был нужен.

На свой жизненный путь я вышел случайно. Как-то раз устроился мыть посуду в один ресторан в городе. Распаренными от горячей воды руками с остатками недоеденной кем-то пищи я доставал тарелки из посудомоечной машины. Пальцы горели, с лица стекал пот. И все это за минимальную зарплату и часть чаевых официанток. Я просил дать мне еще несколько дополнительных часов, объяснил, что нуждаюсь в деньгах.

– Как и мы все, – сказал мне босс.

Он посоветовал взять в долг в одном известном ему месте. Не в банке. Поразмыслив, я нашел идею неплохой. Подумал, что могу занять немного и выплатить, когда в следующий раз получу зарплату. Но все пошло не так, как я предполагал. Я не смог отдать даже проценты. И мы заключили сделку. Один воротила задолжал в десятки раз больше меня. Если я заставлю его заплатить, с меня спишут долг. Так я оказался в его доме в Стритервилле. Я привязал его жену и дочь к антикварным стульям в гостиной и, приставив дуло к виску жены, наблюдал, как он спешно вытаскивает пачки долларов из сейфа, спрятанного за репродукцией картины Моне «Водяные лилии».

Теперь я был в деле.

Через несколько недель на меня вышел Далмар. До этого я с ним не встречался. Я был в ресторане и занимался своими делами, когда появился он. Я был новичком, каждый хотел меня проверить. Далмар сказал, что один придурок у него кое-что украл, и велел разобраться. Мне щедро заплатили. Я смог внести плату за жилье. Помочь маме. Купить еду.

Но с каждым полученным долларом я все тверже усваивал, что не принадлежу больше самому себе.

Каждый день она делает на несколько шагов больше. То стоит на последней ступеньке, потом ступает с крыльца на траву. Сегодня она уходит дальше, на замерзшую грязь, зная, что я у окна и слежу за ней. Садится на холодную землю и замирает, принимаясь рисовать. Через некоторое время пальцы уже плохо ее слушаются. Представляю, что появляется на странице в альбоме. Она рисует только деревья. Ими занят каждый дюйм бесценной бумаги.

Она закрывает альбом и идет к озеру, где усаживается на берегу. Вижу, как она подбирает камни и бросает их в воду. Потом встает и подходит совсем близко к тому месту, где никогда не бывала прежде. Нет, я не испугался, что она убежит, просто мне внезапно надоедает сидеть в доме одному. Она поворачивается, услышав хруст листьев за спиной. Я иду мимо нее к самой кромке воды, засунув руки в карманы и подняв воротник куртки.

– Проверяешь меня? – спрашивает она безразличным тоном.

Я останавливаюсь и подхожу к ней:

– А надо?

Мы стоим рядом и молчим. Я чуть касаюсь ее рукавом, и она делает шаг в сторону. Интересно, смогла бы она передать окружающее на бумаге? Это голубое небо и ковер из жухлой листвы на земле. Вечнозеленые сосны. Огромное небо. Смогла бы изобразить, как ветер носится между деревьев и холодит наши руки и уши?

Поворачиваюсь и иду к дому.

– Хочешь еще погулять? – спрашиваю я, замечая, что она стоит на прежнем месте. Да, она хочет. – Тогда пошли.

Мы движемся в противоположную от дома сторону, нас разделяет всего пара шагов, но ветер умудряется забраться и в пространство между нами.

Интересно, большое ли это озеро? Наверное, очень. Не представляю, какова его глубина. Не знаю даже, как оно называется. Береговая линия крутая, скалистая. Деревья растут прямо у самой воды. Нигде не видно ничего похожего на пляж. Лишь стволы деревьев прижимаются друг к другу, но все равно закрывают панораму своим собратьям, которые, в свою очередь, мешают им.

Хруст под ногами такой, будто идешь по рассыпанным чипсам. Она с трудом сохраняет равновесие из-за неровностей на земле. Я не жду ее. Мы идем очень долго, дом уже давно скрылся из вида. Представляю, как неудобно ей ходить в такой дурацкой обуви. Крутые модные ботиночки.

Ледяной воздух освежает, становится легче дышать. Куда лучше, чем сидеть в промозглом доме и жалеть себя.

Она о чем-то спрашивает, но я не слышу. Замедляю шаг, давая возможность меня догнать.

– Что? – недовольно бурчу я. У меня нет желания вести беседы.

– У тебя есть братья?

– Нет.

– А сестры?

– Тебе так хочется поболтать?

Она обходит меня и теперь идет впереди.

– А ты всегда такой грубый? – бросает через плечо.

Я молчу. На этом наш разговор заканчивается.

На следующий день она опять выходит из дома, но остается в поле моего зрения. Она не настолько глупа. Понимает, как легко потерять возможность совершать прогулки.

Неизвестность ее пугает. Может, она боится Далмара и того, что я сделаю, если она побежит. Страх заставляет ее не нарушать границы. От него ей не убежать.