хлеботорговцем долгим скучным вечером на борту корабля, плывущего в открытом море? В устах старого купца она звучит совсем иначе, чем под пером ученого монаха или придворного хрониста.

Это степь. Бескрайняя степь на десятки дней пути, что на север, что на восток. Великое пастбище, изобилующее сочными густыми травами выше роста человека. Реки для водопоя. Нет лучше земли для кочевника, чье достояние, существование и слава заключаются в количестве скота. Потому и была она испокон века вотчиной кочевников. Еще Геродот две тысячи лет назад рассказывал о скифах, вся жизнь которых проходила в шатрах и скитаниях со стадами. Шли века, менялись языки и народы, но одно оставалось по-прежнему: над степью царили кочевники.

Когда сюда пришли откуда-то из самого сердца Азии орды Потрясателя Вселенной, ничего не переменилось. Те же стада, те же пастухи.

Какая жизнь у пастуха? Он охраняет скот. От хищников, а по большей части от грабителей – таких же пастухов, как он сам. Степь ведь только на первый взгляд кажется бескрайней.

У всего в подлунном мире есть граница, и границу эту прокладывает пропитание, то, сколько нужно земли, чтобы не помереть с голоду. Кочевнику, к примеру, требуется пастбище, достаточное для стада, которое прокормит одного человека.

Вроде степь велика, места хватит всем. Только уберечь скот тяжело. Всегда найдутся желающие им поживиться. В одиночку пастух беззащитен перед любой шайкой, рыскающей по степи. Там можно выжить лишь ордой. Если на твое добро не позарятся чужаки, придет время, вырастут сыновья, настанет черед внуков – появятся новые рты, которых уже не прокормит прежнее пастбище. Даже если хватит еды им самим – не достанет на жен и детей. Дорога им одна – отбивать кус у соседа. А там такие же молодые и голодные волки ищут лучшей доли.

Выживает тот, чья стая больше. Вот так и сбиваются кочевники в орды, чтобы охранять свои пастбища да отнимать чужие. Ханы собирают лишних молодцов в отряды, дают им оружие и коней, кормят и одевают, награждают за службу. В этих, ненужных на родных пастбищах батырах, вся их сила.

Только сила эта служит до тех пор, пока есть, чем ее кормить. Пока хватает у хана пастбищ и скота ее содержать. Иначе рассыплется это воинство по степи шайками вольных казаков, не подчиняющихся никому и не имеющих иного пропитания, кроме грабежа.

Потому в этих краях всегда процветала работорговля. От лишних ртов избавлялись.

Так было, пока при хане Тохте не воцарился в степи мир. После многих лет неурядиц, когда ханы и их батыры нещадно резали друг друга, война прекратилась и отпала нужда держать отряды для охраны скота. В степи стало спокойно, и туда пришли другие люди, которые стали брать у владельцев небольшие участки земли под пашню.

А какая земля в степи! Черная, жирная, хоть сам ешь. Урожаи на целине такие, что даже не верится. На клочке, где еле-еле кормился со своего стада один пастух, теперь спокойно могла прожить целая дюжина хлебопашцев. Не просто содержать себя и свои семьи, а вдобавок делиться урожаем с хозяином земли, да еще оставалось зерно на продажу.

Для эмиров и ханов это была просто манна небесная. Теперь они могли кормить и содержать куда больше воинов, чем раньше. Да к тому же не гонять их все время в набеги за добычей.

Хлебопашество стало, как вешняя вода, растекаться по всей степи. Поначалу исконные земледельцы выбрались со своих тощих делянок в лесах на тучный чернозем. Выезжали весной, иной раз за много дней пути, на арендованные участки. Засевали. А осенью приезжали убирать урожай. Даже охранять не нужно. Хозяин земли, имевший долю в урожае, сам стерег поля почище степной овчарки. Потом в хлебопашцы подались и бывшие пастухи, которым не нашлось места и пропитания возле гуртов и отар.

Скоро то тут, то там стали появляться уже постоянные поселки. Владельцы земель это всячески приветствовали и следили за порядком, благо их военные отряды стали увеличиваться. Вослед пахарям потянулись кузнецы, плотники, шорники, прочий ремесленный люд. И, конечно, купцы. Появились местные перекупщики, свозившие зерно на перевалочные пункты, где перепродавали его уже более крупным торговцам. То тут, то там стали возникать базары, куда собирался народ с ближней округи и возле которых старались селиться ремесленники и купцы.

У самих степных властителей от продажи полученного зерна завелись деньжонки, а вместе с ними охота ко всяким покупкам. На базары повезли ткани, благовония, специи, зеркала и оружие. Уже никто не желал довольствоваться изделиями домашних мастеров, все хотели привозного.

Прошло всего несколько лет, а уже по всему улусу стали появляться небольшие города. В Золотой Орде запрещено возводить укрепления и стены, безопасность и порядок обеспечивала ханская власть, потому у новоявленных горожан не было лишних расходов, да и земли под строения получалось сколько хочешь.

Обилие зерна шло на пользу не только торговле. То, что не удавалось продать, можно было засыпать скоту. Конь, выкормленный ячменем, не чета лошадке, щипавшей траву. Он может нести не только легкого лучника-казака, но и тяжеловооруженного латника, закованного в броню.

Зерно привело деньги и силу. А где деньги, там и торговля. Пошли караваны на юг, в Персию, на восток – в Маверннахр, в царство великого хана. Привезенные из тех земель товары стали продавать франкам.

Все, как по мановению руки выпущенного из кувшина джинна, изменилось за несколько лет.

Вот тогда Тохта и запретил работорговлю, ведь ему самому стали нужны люди. А когда ушлые генуэзцы решили, что хан им не указ, вышиб их одним махом из своего царства. Они тогда уже совсем поверили, что поймали удачу за хвост. Соперникам своим венецианцам запретили на тридцать лет плавать в Сугдейском море. Думали, им сам черт не сват. После размолвки с татарами начали было торговать рабами с Кавказа, да в Египте дело не пошло – там стали набирать силу черкесы.

Без франков в Золотой Орде торговлю быстро прибрали к рукам мусульманские купцы. Известное дело: у кого конь, тот и едет. Пришедший за Тохтой Узбек и вовсе объявил себя мусульманином и защитником веры Магомеда. Если бы не чума, не было бы сейчас царства более могучего, чем Золотая Орда.

Теперь от нее осталась только тень былого величия. Черная смерть выкосила целые города. Пахло смутой и неопределенностью. Знающие люди говорили, что после чумы восточная торговля совсем захирела, караваны уже не приходят через степь. Значит, настает час франков.

Растет спрос на рабов – нужны рабочие руки. Подорожал хлеб. Все это есть на здешних берегах. Значит, придут купцы,