— Картинки? — оживился Кутас. — Как бы мне хотелось увидеть хоть одну!

— Ну, а дальше? — сам себя спросил Улюс-Тулюс. — Накопленные горы оружия нужно было кому-то охранять, чтобы оно не досталось другому городу для защиты той единственной птички. И тогда города стали отгораживаться друг от друга — всё более высокими заборами, более глухими стенами. Всё это продолжалось до тех пор, пока они не опутали себя так, что и птица клюв не просунет… ха-ха-ха… — снова горько рассмеялся паяц. — Так что же удивляться, что всё пошло прахом? Достаточно было заискриться одному проводку из ограждения, как огонь перебросился на кучи бомб, и взрывы прокатились по всей планете…

— Скажите, — снова спросил Твинас, — а кто же эти провода запалил?

Паяц посмотрел на чернеющие пустыри.

— Этого, — помотал он обгорелым колпаком, — уже никто никогда не узнает, я ведь остался только один… один на всей планете.

— Откуда вы знаете, что один? — спросил Твинас.

— Я с высоты, на которую взлетел змей, не увидел никаких признаков жизни, — пояснил Улюс-Тулюс. — А ведь со времени взрыва прошло уже тридцать суток.

— Тридцать дней и ночей, да? — уточнил крайне взволнованный Кутас.

— Верно, — подтвердил паяц.

— Вот это да! — щенок так и подпрыгнул от радости и едва не вывалился из вездехода.

Все с удивлением и не скрывая раздражения поглядели на развеселившегося щенка, один только Менес смотрел куда-то в сторону сквозь свои затемнённые очки.

— Не удивляйтесь, — сказала наконец Лягария, — он такой весельчак, что с него взять: молодо-зелено. Ну, а сейчас, пока не стемнело, мы вернёмся к себе на корабль. Остаётся поблагодарить вас за полезную информацию и пожелать всего самого наилучшего. Прощайте!

— Счастливого пути, — сказал паяц и потупился.

— Однако, — заволновался Кадрилис, — как же он останется тут совсем один?

— Мне пришло в голову… — заговорил и тут же осёкся Кутас.

— Знаю, куда ты гнёшь, — сердито взглянула на него Лягария. — Надо смотреть трезво: на корабле не только не найдётся свободных мест, но есть ещё один пассажир сверх нормы. Верно я говорю? — обернулась она к пилоту.

Менес не сказал ни да ни нет. Он не тряхнул шлемом, не кивнул.

— Пилот не возражает! — воскликнул Кадрилис. — Не возражает против ещё одного пассажира. Ура!

— Ура! — подхватил щенок. — Он сможет вполне удобно устроиться на «Птичке», там есть свободное кресло, — вот о чём я подумал!

— Полезай-ка в вездеход, братец, — нагнулся к паяцу Кадрилис, — и поехали с нами. Вперёд!

— В самом деле? — не поверил своим ушам Улюс-Тулюс.

— В самом-пресамом, — заверил Кутас.

— Садись рядом со мной, — предложил Твинас, крепче прижимая крылья к бокам.

Впервые за всё время глаза паяца засветились радостью, бледные щёки порозовели. Весело взмахнув длинными рукавами, он ловко забрался в вездеход и, придерживая рукой воздушного змея, устроился на сиденье. Колёсики бешено завертелись, вездеход тронулся, и вскоре впереди блеснул нос космического корабля «Серебряная птица». Пассажиры облегчённо вздохнули, а Кадрилис даже шутливо ткнул паяца в бок:

— Вот увидишь: раз-два, и ты на Тандадрике.

— Там ты найдёшь целую дюжину кукольных театров, — подхватил Кутас.

— А они тебя, будь уверен, ещё будут друг у друга переманивать, — пообещал Кадрилис.

— Ещё и подерутся, — заверил Кутас.

Неожиданно лицо паяца помрачнело, а одна рука бессильно опустилась так низко, что длинный рукав стал волочиться по земле рядом с колёсами.

— Пожалуйста… остановитесь, — попросил он.

Вездеход остановился. Паяц вылез из машины.

— Ты что-то забыл? — спросил Кадрилис.

Паяц молча помотал головой, подошёл к закопчённому валуну и забрался на него.

— Мне пришло в голову, — шёпотом сказал пассажирам Кутас, — что он хочет перед дорогой посидеть и помолчать, как мы тогда, у костра.

Пассажиры стали ждать, пока Улюс-Тулюс попрощается со своей планетой. Однако время шло, солнце почти целиком почернело, а паяц всё сидел на валуне, уставившись синими глазами на нескончаемые пожарища.

Первой не вытерпела Лягария.

— Уважаемый комедиант, — поторопила она, — ваш регламент давно исчерпан. Не злоупотребляйте терпением коллектива.

Паяц будто и не слышал её.

— Судя по всему, — проворчала лягушка, — у нас намечается ещё один непредсказуемый пассажир.

— Улюс-Тулюс, — в один голос окликнули паяца Кадрилис и Кутас, — садись, и поехали. Поторопись!

Паяц вздрогнул, будто его разбудили, и сказал:

— Вы ещё здесь? Поезжайте без меня, не ждите.

— Вот тебе раз! — остолбенел Кадрилис.

— Что случилось, приятель? — озабоченно спросил Кутас.

— Я не могу покинуть родину, — ответил паяц. — Ведь у неё никого, кроме меня, нет. Как же я могу бросить её в такой тяжёлый час?

Он встал на валуне и поглядел вокруг. Угасающая полоса солнца позолотила почерневший помпон его колпака, и всё сразу же погрузилось во тьму.

— Как же я покину её?.. — повторил Улюс-Тулюс.

— Но что же ты сделаешь в одиночку? Один в поле не воин, — прогудел Твинас.

— Вдруг мне повезёт, и я смогу вырастить цветок или деревце, — сказал паяц.

— Ну а дальше-то что? — спросил Кутас.

— Если зацветёт деревце, прилетит и пчёлка. А будет пчёлка, оживёт и планета.

— Улюс-Тулюс, где же ты достанешь семена, ведь вокруг сплошь всё выгорело? — недоумевал Твинас.

Паяц промолчал: видимо, не знал, что ответить.

— А вот мне пришло в голову, — сказал Кутас и начал обеими лапами теребить свой нос. — Может, ты вырастишь вот эту фасолину? Она самая настоящая, не с картинки, у нас на балконе в ящике росла и цвела красненькими цветочками. Бери!

И снова блеснула полоска солнца. Кутас выскочил из вездехода и, встав на задние лапы, протянул Улюсу-Тулюсу фасолину.

— Спасибо, — поблагодарил паяц. — Лучше подарка и не придумаешь.

Тем временем бросившийся вслед за Кутасом Кадрилис успел что-то украдкой вытащить из потайного кармашка и обрезать ножом.

— А от меня, — обратился он к паяцу, — вот этот кусочек нитки. Подвяжешь им стебель фасоли, когда она станет тянуться к самому небу, — пошутил он.

— Как вы благородны! — взволнованно произнёс Улюс-Тулюс.