— Как спалось, дорогой ярл? — Ох, и зенки у него, хитрющие, пронизывающие; ну да Хельги и сам парень не промах. Покивал головой, неплохо, мол, спал, повыспрашивал насчет стилтонских лэтов — все верно, на ближайшие каменоломни отправились, приготовить запасец камней для ремонта старой дороги. Не так много там камней и надо — к завтрашнему вечеру без особого напряга управятся. — Ну что, ярл? — поинтересовался аббат. — Не нашли еще предателя?

— Найду, — спокойно глядя ему в глаза, заверил Хельги. — Не сегодня, так завтра.

— Ну, ищи, ищи… — закивал настоятель. — Однако помни — мужичков монастырских от жатвы надолго отрывать негоже! Да и… не застоялась ли кровь благородного ярла без хорошей битвы?

Хельги — насколько мог широко — улыбнулся. Мол, без битвы истинному викингу и жизнь не в жизнь, скорей бы снова в поход. Отцу Этельреду таковые речи понравились, он тоже разулыбался, еще шире, чем ярл, уж такую умильную рожу состроил — слаще не бывает, однако глаза оставались холодными, все примечающими, без всякого блеска эмоций. Хельги так и подмывало поинтересоваться про башню, может, чего там с ней и творили прямо с утра пораньше, пока они с Малышом Сноррри дрыхли без задних ног? Спросил бы… Да остерегся — а вдруг это сам отец Этельред дела с нападениями крутит? Все может быть. Проводив настоятеля до церкви, остановился у ограды, якобы с интересом разглядывая витражи храма. На самом деле стоял и думал: а на кой хрен ему, Хельги ярлу, все это надо? Ну, вот эти вот поиски, интриги, ирландцы, отцы настоятели? Послать бы их всех подальше, сесть на добрый корабль с верной дружиной и вновь чувствовать себя свободным морским хевдингом. Будь Хельги… скажем так… самим собой, долго б не думал — прихватил Снорри и Магн, подняли б парус на снеккье — и ищи-свищи их в открытом море. Разбились бы, скорее всего, о скалы. Что толку от корабля без верной дружины? А где она, эта верная дружина? Частью полегла под мечами данов… а частью — большей и лучшей частью — стала жертвой гнусного предателя Горма. И это ведь он, Хельги, взял в поход и его самого, и его людей, приняв клятву верности… которую Горм нарушил. Это ведь на его, Горма, совести гибель Харальда, старинного друга, и гибель многих. И корабль «Транин Ланги», и плен Снорри тоже, и не только Снорри… Месть! Он, Хельги, сын Сигурда, должен отомстить Горму и его ублюдкам! Обязательно. И тут не в эмоциях дело — кто будет уважать ярла, который позволил остаться в живых нидингам, виновным в предательской смерти его друзей? Слухи по морям разносятся быстро, от хевдинга к хевдингу, от дружины к дружине. Так что это вполне практичное и очень нужное дело — выследить и разгромить дружину Горма, отнять обратно корабль, а уж потом… потом можно будет подумать и об остальном. Но без разгрома Горма ничего остального не будет. Потому что не будет ни корабля, ни верной дружины, ни свободы. Если что и будет, так только слава… презрительная и дурацкая. Нехорошая, обидная слава, с которой просто нельзя жить. Выход из всего этого один — голова Горма. Нет, не такой он дурак, чтоб идти к данам, — кто поручится тогда за целостность его (его?!) корабля и дружины? И к Рюрику Ютландцу он не пойдет — уж Ютландцу-то хорошо знаком «Транин Ланги», еще со времен Сигурда. Значит, будет пакостить здесь, как одинокий, отбившийся от стаи волк. Впрочем, почему будет? Он, он, Горм, здесь, и никуда он не ушел, никуда. И для того чтобы уготовить ему конец, имеется у Хельги все: и — пусть небольшой — корабль, и — пусть пока не свои — люди, и — а вот это свои… — ум и хитрость. Правда, Горма, судя по последним делам, тоже никак нельзя назвать дураком. Как же он сумел так быстро найти на побережье верных людей? А может, он их и не искал? Ну, конечно, он же сам все время хвастал набегами на здешние земли, недаром Хельги его даже использовал в качестве кормчего, как человека, хорошо знающего местные воды… И так же хорошо Горм знал и местных людей, а он, Хельги этого вовремя не просек, не сопоставил — вот теперь и расплачивайся! Ничего, Горм Душитель, Горм Ублюдок, недолго теперь тебе осталось, недолго… Надеюсь только, не в паре с отцом Этельредом он действует? Подозрителен отец Этельред, да хитер изрядно — недаром его человечек, отец келарь, толстенький да проворный, все в друзья лезет. Неужели — в паре? Да если и в паре? Никто не избегнет норн приговора!

Ага, вот и вернулся послушник, что бегал куда-то по поручению ушедшего в храм аббата. Не один вернулся, с каким-то лэтом. Куцая пегая борода, смешная такая, черно-рыжая шапка блином, крашенный черникой плащик… ну, обычный совсем мужичага… а в руке у него… А в руке у него ящик с инструментами. Долото, коловорот и прочее. Плотник. Интересно, что в монастырских стенах сломалось?

— Что-что, уборная! — грубо заявил подошедший Снорри. Это что же получается, он, Хельги, сам с собой вслух разговаривать начал? Надо такие дела прекращать.

— Уборная, говоришь? — повторил ярл, следя, как мелькает на стенах выцветший плащик плотника-лэта.

— Ага, — кивнул Снорри. — Выхожу это я раненько утром пописать… хотел, как путний, в уборной, не все ж со стены — стоять неудобно, да и ветер… Так ведь чуть в выгребную яму не провалился!

— Меньше надо было заморского вина пить.

— Не, вино тут ни при чем, — покачал головой Малыш. — Какая-то тварь доску там оторвала, широкую такую…

— Уборная, говоришь… — снова повторил Хельги и насторожился, увидев на вершине колокольни знакомый синеватый плащ. — Так-так…

Оставив скучать внизу недоуменного Снорри, быстро взлетел вверх по узким скрипучим ступенькам… Вот их-то лэт и менял. Опять облом!

— Прохудилась вот лестница, — колобком выкатился неизвестно откуда отец келарь. — Говорил уж отцу настоятелю сколько, да ведь пока Эрмендрад сегодня с утра не сверзился…

— А с чего это Эрмендраду с утра по колокольням лазить? — скучающим голосом переспросил ярл, а сам уже чувствовал, как стучат, стучат в висках барабаны. — Звонарь-то у вас вроде как Вабба.

— Звонарь-то Вабба, — покивал колобок. — А колокол песком чистит Эрмендрад, лэт. Повинность у него такая сыздавна.

— Эрмендрад… И часто чистит?

— Да когда как. — Отец келарь — Хельги постоянно забывал его имя — вполне сносно говорил на языке викингов: научился в плену. — Скорее часто, чем редко, ишь как играет. Вот Эрмендрад снимет его поутру раненько — и чистит. Снимет — и чистит, молодец, старательный крестьянин.

Хельги тоже полюбовался на колокол, бьющий прямо в глаза сияющей медью. Тяжелый, такой еле снимешь.

— Да, снимать-то его не просто. Тем более когда еще и ступеньки прогнили. Вабба уж сколько говаривал, да и Эрмендрад этот с утра провалился, пришлось ему, бедолаге, стыдно сказать, с уборной доску выломать, потом-то, конечно, поставил ее на место, никто, хе-хе, в елей не провалился. А что это светлейший ярл бродит по колокольням? — Резко сменив тему, отец келарь взглянул на Хельги маленькими, все подмечающими глазками.

— Тебя увидал, отче, — сразу же улыбнулся ярл и, понизив голос, заговорщически прошептал: — А не осталось ли у тебя того заморского вина?

— Заморского вина? — Келарь заметно оживился. — Да как же не найти для благородного ярла?