Я брел по ночному Белграду и нервничал все больше. Мой путь лежал по проспекту с разрушенными зданиями бывших министерств — историческими свидетельствами бомбардировок 1999 года, когда НАТО решило наказать город за ведение военных действий в Косово. На бетонных стенах по-прежнему были видны следы от попадания снарядов, точно шрамы от противостояния, почти столь же древнего, как история человечества.

Мне стало любопытно, оставлены ли эти знаки разрушения здесь намеренно, в дань памяти, или же просто по недостатку средств? Я уселся передохнуть на скамейку напротив реки Савы, заполненной плавучими ресторанчиками. Было два часа ночи, но огоньки на некоторых палубах горели, показывая, что кое-какие клиенты еще наслаждались предвестием лета.

Я пытался не думать о злодейской руке, лишившей жизни датчан. Сначала мне следовало решить, как попасть в Нови-Сад, город, в котором родилась Лизерль. Француженка обещала со мной встретиться именно там. Проще всего было бы сесть на поезд, но это означало, что надо оставаться в Белграде до рассвета. Я мог бы поинтересоваться и насчет маршрутных такси, однако сейчас мне меньше всего хотелось привлекать к себе внимание в этом городе.

Ряд слабеньких огоньков возле пристани подсказал мне, что на такси можно выбраться из Белграда тайно, еще под покровом ночи.

Я пересчитал наличность в кошельке: сербских динаров у меня оказалось немного, но, быть может, купюра в сто евро убедит таксиста прокатиться ночью в сторону Воеводины.

Снова пустившись в путь, шагая через пустынный мост над рекой, я задумался о романах, которые читал в студенческие годы. Тогда был в большом фаворе Милан Кундера, и я вспомнил о своем увлечении литературой Восточной Европы.

Из писателей тогдашней Югославии я прочел «Мост на Дрине» Иво Андрича, классический роман об истории Балканского полуострова, да еще берущую за душу «Энциклопедию мертвых» — сборник рассказов некоего Данилы Киша. История, по которой был озаглавлен весь сборник, особенно меня потрясла. Женщина попадает в шведскую библиотеку, принадлежащую таинственной организации, члены которой стремятся собрать сведения обо всех человеческих существах, когда-либо населявших мир — за исключением людей прославленных и знаменитых. В этой громадной энциклопедии женщина находит и раздел, посвященный ее недавно умершему отцу. Там упомянуты улицы, на которых он жил, все его подружки, любимые бары, путешествия, проделанные им…

Не знаю, чем меня так затронул именно этот рассказ. Быть может, он заставил задуматься о том, что, если смотреть издали, любая жизнь покажется нагромождением случайных обстоятельств, не имеющих видимого смысла.

Вот о чем я рассуждал, подходя к первому такси из ряда. Внутри была различима объемистая тень курящего человека. Я легонько постучал монеткой по стеклу, в ответ блеснули глаза.

Бородач лет за пятьдесят коротко бросил:

— Gde idemo?[30]

Я понял, что он принял меня за местного уроженца, что уже неплохо, и интересовался маршрутом.

— Нови-Сад, — ответил я, все еще не признавая себя иностранцем.

Таксист отреагировал долгим удивленным свистом, затем распахнул дверь и пригласил:

— Hajde![31]

Бог ближе к тем, у кого сердце разбито.

Еврейская пословица

Выяснилось, что водителя зовут Димитрий и он вполне сносно владеет английским. Достаточно, чтобы принять сто евро за восемьдесят километров пути при условии, что еще сотню я выложу ему за обратную дорогу.

Димитрий, обрадованный, что ему в ночь понедельника подвалила далекая поездка, оставил позади последние пригороды Белграда и решил пообщаться:

— Что у вас здесь за дела, приятель?

— Женщина, — ответил я, не погрешив против истины. — Мы договорились встретиться в Белграде, но она как-то занервничала и теперь уехала в Нови-Сад, к матери.

Димитрий прищелкнул языком, помотал головой и заявил:

— Ох уж эти тещи…

Потом он произнес что-то для себя по-сербски и расхохотался собственной шутке, а старенькое такси тем временем мчалось сквозь поля под звездным небом. Из его монолога я разобрал только слово «Воеводина», название провинции, в которую мы направлялись.

— Все провинциальные девчонки одинаковы, — заметил таксист. — Всегда хотят вернуться к мамочке. А уж воеводинские — пуще всех.

— Вы знаете Нови-Сад?

— Igen, то есть «да» по-венгерски. Там на многих языках говорят. По-словацки, по-румынски, по-русски… Черт их разберет! В Нови-Саде разные люди живут. Иногда и по-сербски что-то скажут или как минимум споют. Нравится вам Джордже Балашевич?

Тут таксист загнал меня в тупик. Если он решил, что у меня в Воеводине невеста, то, наверное, ожидал, что и местных звезд я должен знать.

Не услышав ответа, серб закурил новую сигарету, а другой рукой пошарил в бардачке в поисках диска. Он краем глаза оценил их и достал один с приятным бородатым дядькой на обложке. Тот был в жилетке — традиционном наряде венгерских скрипачей.

Водитель поставил диск в приемник и объяснил:

— Это Балашевич, бард из Воеводины. В свое время он был самым известным в Югославии, да и сейчас таким остается.

Через секунду салон такси наводнили печальные гитарные аккорды. Певец выводил низким приятным голосом слова, которых я не понимал:

Rekli su mi da je dosla iz provincije

strpavsi u kofer snove i ambicije?

— «Provincijalka» значит «девчонка из провинции», — сказал Димитрий, выводя меня из сонного оцепенения. — Хотите узнать, о чем он поет?

Я молча кивнул, тогда таксист загасил сигарету в переполненной пепельнице — табаком провонял весь салон — и принялся переводить:

— «Мне сказали, она приедет из провинции, в чемодане у нее будут мечты да амбиции…»

На этом месте Димитрий прервался, как будто слова песни навеяли на него какие-то невеселые думы. Таксист выключил музыку и дальше вел машину в молчании.

Мы ехали через бескрайние поля, залитые лунным сиянием, и меня тоже охватила печаль. Внезапно я вспомнил, как Диана приехала ко мне в Барселону, которая в данную минуту казалась городом, расположенным на другом конце галактики.

После нашего бурного московского романа она провела месяц в своем городке на Лансароте — Диана ведь тоже была провинциалкой, — а потом появилась в Барселоне.

Новая встреча всколыхнула целую бурю эмоций. После бесконечного объятия в аэропорту мы ехали в такси по ночной Барселоне, не в силах оторвать взгляда друг от друга, еще не веря, что все случилось на самом деле. Когда я взял руку Дианы в свою, то почувствовал, что Вселенная — не такое уж холодное и одинокое место.