Алена, чуть улыбнувшись собственным мыслям, ответила:

– Увы, Эммануил Вильгельмович, вполне обычное.

Эммануил продолжил все также восторженно:

– И все равно! Это прекрасно! А, простите мое любопытство, – спросил он, чуть понизив голос, – почему – никто не ждет?

Алена ответила:

– Так получилось. Не расскажешь в двух словах. Мне здесь поворачивать, вон там мой дом…

– Как? Королева живет не в жемчужном дворце?

– И ездит не в золоченой карете, а в пятьдесят девятом троллейбусе.

– Секундочку… – Эммануил загадочно улыбнулся. – Не исчезайте, дорогая моя… – Прихрамывая, он поспешил к киоску с цветами.

Алена с грустью смотрела ему вслед. Неудобно, неловко, глупо… Как глупо… Эммануил вернулся торжественным шагом с большим букетом ярко-розовых и малиновых роз.

– Прошу вас, дорогая моя! Примите это. За прекрасную весть… Вы даже себе не представляете…

Алена непонимающе посмотрела на него. Эммануил как будто и не замечал ее недоумения.

– Вы любите такой цвет?

«Нет», – хотела честно сказать Алена, но ей почему-то стало жалко старика.

– Моя мама любит, – ответила она, не глядя ему в лицо.

– К матушке обязательно пойдем! Дорогая моя, дорогая… Я не буду провожать вас до дома. Но вы должны пообещать, что придете ко мне на концерт – послезавтра! И заодно подумаете, может, вы все-таки осчастливите нас своим участием в следующий раз.

Алена вдруг почувствовала, что невероятно устала.

– Да, конечно, Эммануил Вильгельмович…

– Прошу вас, милая моя, не поминайте моего батюшку. Каждый раз, когда я слышу его имя, вспоминаю, как он одной рукой держал меня за волосы, а другой бил по губам, когда я говорил слово «нет». Вы устали, девочка.

Алена кивнула.

Эммануил серьезно посмотрел на нее:

– Можете ответить мне на один вопрос?

– Постараюсь.

– Я похож на старого гнома?

– Н-нет… – засмеялась она, – не очень…

– А мне кажется, что похож. На доброго старого гнома, у которого в пещере хранится сундук с драгоценностями, а в печке варится… волшебный напиток мудрости… И… – добавил он шепотом, – вечности…

Алена устало улыбнулась.

– Все, все! Отпускаю вас! Вам надо беречь себя! Пообещайте мне прийти на концерт. В каком-нибудь воздушном голубом наряде…

– Я постараюсь. Спасибо за розы! До свидания! – Она поспешила уйти.

Эммануил поклонился вслед:

– До свидания, до свидания, милая девочка… – бормотал он. – Красивая, нежная девочка…

На открытой веранде ресторана почти никого не было. Оксана взглянула на подругу, меланхолично жующую огромные маслины.

– Даже не думала, что на меня это произведет такое впечатление… – Слезы снова помешали ей говорить.

– Да-а-а… уж ты, мать, что-то совсем… Один раз видела тебя в слезах, когда Дато хоронили… – Жанна отодвинула тарелку с маслинами подальше.

Оксана через силу улыбнулась:

– И еще когда восемнадцать миллионов в девяносто восьмом потеряла.

– Вот именно! Хоть было об чем потосковать! А тут что? Ну и ладно! И пусть рожает, шалава! От ить какая, смотрите-ка! Очень сомневаюсь, что Деня доволен. Не сидел бы здесь с тобой… А это точно? Может, она нарочно ему говорит?

– Так это не она говорит. Костик, помощник мой, узнал все в консультации, мужем представился. Точно – пять месяцев.

Жанна прицокнула языком и посмотрела на Оксану:

– Ну что, подруга… Давай выпьем! – Она налила вина себе и Оксане. – Или ты лучше не пей пока, побереги себя… – Она быстро выпила сама, закрыв второй бокал рукой, и продолжила: – Вот что… Рожать надо.

Оксана посмотрела на подругу в ужасе:

– Кому?

– Тебе, тебе рожать надо. Другого выхода нет. Ежели уж без него лететь тебе с одним крылом, без орла твоего… Ох, не понимаю я этого! Ты – такая умница, и хорошенькая, и… А он… Разве что на морду гладкий да на попку крепкий, а так… – Жанна махнула огромной рукой. – Ладно-ладно – любовь! Ну вот я и говорю – рожай и ты тоже!

– Да ты что, Жанка! Ведь… ведь мне уже сорок лет почти! – Оксана замолчала, потом под взглядом подруги поправилась: – Сорок два…

– И что теперь? Вся жизнь – подготовка к большому климаксу? Вторые роды в сорок два – нормально! У меня соседка в сорок пять родила – первого! Сама! Не лежала ни одного дня! Ну а потом… ведь можно, чтоб вынашивала не ты и рожала – тоже не ты…

– Да?

– Хотя… Это возня такая… Не, по-простому надо, по-обычному. И Деньке ничего не говорить об ентом деле деликатном… Его бы, милого, удивить: мол, мы и сами с усами! Да, малышка моя? – Жанна погладила по плечу расстроенную подругу. – Да подожди ты – не грусти!.. Придумаем что-нибудь… Слушай, мать, а вы вообще как – живете? Ты можешь подгадать и забеременеть? Меня тут… – Жанна фыркнула, – один мальчуган, отец большого семейства, все спрашивает каждый раз, – неожиданно протянула Жанна тоненьким жалобным голосом: – «Жануля-крохотуля, а сегодня у тебя, случайно, не одиннадцатый день? А то у меня все девушки на одиннадцатый день беременеют…»

Оксана, пытаясь собраться с мыслями, вытянула из пачки сигарету, покрутила ее, положила обратно, достала соседнюю и закурила.

– Жан… Да нет… Ну подожди… Как мне рожать?

Жанна пожала плечами:

– А что тут такого?

– Но ты ведь не рожала… Это ужасно. Ужасно!

– Не рожала, потому что не смогла, ты ж знаешь, – суховато ответила та. – И очень об этом жалею. А ты наверняка сможешь.

– Прости меня. Просто я… Это очень неожиданно.

– А чего тут неожиданного? Если ты так уж к нему приросла… У него ведь действительно нет ребенка…

– Господи, да вообще зачем им дети, мужчинам! Тем более что Деня так любит Маргошу… Как свою… И она его любит… больше, чем меня…

– Э-э, нет, подруга. Это совсем другое.

– Слушай, да я как вспомню время, когда Маргошу носила… Сначала от всего тошнило, даже от зубной пасты… Потом тошнить перестало, зато есть ничего нельзя было – чтобы не поправляться. И в то же время – надо было все есть, чтобы витамины получать… Воды, чаю – четыре чашки в день, не больше. Кошмар был какой-то для меня, я все время пить хотела. И потом… я же курю…

– Бросишь.

– Ну это еще ладно… А красоту последнюю потеряю? Раздуюсь, как жаба, лицо пятнами пойдет, после родов волосы все выпадут, зубы полетят один за другим… Фигуру точно уже не верну потом, живот повиснет, вены полезут…