— Все так, но я не могу.

— Жаль. Кстати, мысль выдать себя за Тимура была вполне удачной, учитывая недостаток времени.

— Благодарю вас.

— Это вы проникли в дом прошлой ночью?

— Нет. Мы действительно были в Сантосе, в отеле «Плаза», где зарегистрировались под фамилией Тимура. Можете проверить.

— Я тоже так думаю. Далеко мне придется залезть в ваше прошлое.

— Все началось и закончилось здесь.

— Что будет дальше?

— Я еще не решил.

— Не имеет значения, — сказал он. — Мы дадим вам время подумать, а потом снова зададим кое-какие вопросы… — он перевел взгляд на Марию, — …если, конечно, ваша подруга не захочет ответить на них сейчас.

Мария отрицательно покачала головой.

— Она еще даже менее разговорчива, чем вы, — заметил он.

Я кивнул.

— Хорошо. Впрочем, как раз из-за этого у вас могут возникнуть проблемы, — сказал он. — Я ведь не смогу находиться с вами постоянно, если допрос затянется.

— Так мы что, арестованы? — спросил я. — В чем именно вы нас обвиняете?

Он поднял руку.

— Мы просто хотим допросить вас по поводу незаконного проникновения и возможного похищения имущества, — сказал он. — Вы должны признать, что ваши личности не могут не вызывать подозрения.

— Все верно, — согласился я, — ошибочны только основания. Мы понятия не имеем о данном преступлении. Просто хотели увидеться с Эмилем Бретаном.

Он погремел инструментами в моей сумке.

— Вот с этим в руках?

— Я хотел бы переговорить с представителем правительства Соединенных Штатов, — заявил я. — А Мария — с представителем правительства Италии.

— Я так и думал, — сказал он.

Мы переехали через мост.

Все происходило не совсем так, как в Штатах.

После короткого разговора с Моралесом дюжий синещекий молодец выпотрошил мои карманы и отправил меня фотографироваться. С этого момента нас с Марией разделили.

Арестовавшие меня полицейские куда-то исчезли во время фотографирования, двое других завели меня в грязную комнату с решеткой на окне и заперли там. Они отказывались отвечать на любые мои вопросы, спасибо, хоть разрешили оставить брючный ремень и шнурки, так что я мог, не испытывая особых неудобств, мерить камеру шагами.

Мы явно находились в какой-то дикой глуши. Полицейский участок оказался перестроенным зданием старой фермы. Туалетную комнату заменяло ведро в углу, рядом с койкой стоял кувшин с водой. Иначе говоря, комната была абсолютно голой. Единственное окно выходило на пустырь длиной около ста футов, со скошенной травой, а далее виднелись заросли кустов, переплетенные лианами, и я смог разглядеть несколько деревьев вдалеке. Все эти обстоятельства не могли не привести меня в уныние.

Обедом меня не накормили, впрочем, я не был голоден. Я занимался тем, чем, очевидно, должен был заниматься, по их мнению, то есть думал. И это занятие, в свою очередь, должно было вызвать у меня, опять-таки по их мнению, чувство страха за мою будущность.

От всей этой ситуации смердело, как от ведра в углу.

Моралес по моей просьбе показал мне удостоверение инспектора. Дежурный офицер тоже позволил мне внимательно изучить его документы и показался мне довольно смышленым. Но я не увидел здесь ни одного полицейского в форме, а те, кто себя за них выдавал, действовали неоправданно быстро, когда требовалось заломить руку или препроводить в камеру.

Нет, этот дом не был похож ни на один полицейский участок из тех, где пришлось побывать. Ни флага, ни пыльных фотографий судей, политических деятелей и суперполицейских на стенах…

Предположительно меня доставили сюда для допроса, но не задали пока ни одного вопроса, хотя все вокруг, на мой взгляд, были не слишком заняты.

Да, я попался на серии обманов и недомолвок при весьма подозрительных обстоятельствах, они, несомненно, обнаружили набор отмычек за подкладкой бумажника, и если догадались связаться с властями страны, указанной в моем паспорте как место вылета, то им могли сообщить (или не сообщить) о том, что меня разыскивают для допроса в связи с тремя убийствами. В Нью-Йорке им также могли сообщить о подозрениях, возникших насчет меня в связи с делом об убийстве Карла Бернини. Я мог только догадываться о моем нынешнем статусе в этом деле.

В чем же заминка, почему они не спешат с допросом?

Может быть, хотят напугать меня?

Я пытался понять их мотивы, их цель. Честные полицейские так себя не ведут, и мне совсем не нравились выводы, вытекающие из моих размышлений.

Я вытянулся на койке и стал наблюдать, как камера постепенно погружается в темноту. На потолке висел светильник с давно перегоревшей лампочкой, превратившейся в невыразительный череп с подтеками грязи. Я выпил воды, сбросил туфли, заложил руки за голову.

Я гражданин Соединенных Штатов. Не совершил никакого преступления, по поводу которого ведется следствие. Когда они это поймут, то станет ясно, что я не имею ни малейшего отношения к ограблению дома миссис Бретан, и меня отпустят.

Или нет?

Меня разбудили, грубо растолкав, и я совершил ошибку, открыв глаза, потому что в них тут же ударил яркий луч света. Я попытался заслонить их ладонью, но меня схватили за руку и подняли на ноги.

— В чем дело?

— Пойдемте с нами, — сказал мужчина, державший меня за руку.

— Дайте хоть туфли надеть.

— Забудь о туфлях. Пошли!

Они привели меня в выходящую на фасад дома комнату. Освещена она была лишь настольной лампой. За столом сидел мужчина, который изучал или делал вид, что изучает содержимое картонной папки. Меня усадили на стул, тюремщики заняли позицию где-то за моей спиной. Больше в комнате никого не было.

Так мы сидели в течение приблизительно десяти минут, потом он поднял взгляд и сделал вид, что только что узнал о моем присутствии.

— А, мистер Уайли! — воскликнул он. — Вы признаете, что на самом деле вас зовут Овидий Уайли?

— Да, — ответил я и откашлялся.

— Тогда я попрошу, чтобы вы помогли мне выяснить некоторые вопросы.

— С радостью.

— Я хотел бы знать, почему вы и ваша подруга назывались вымышленными именами.

— Все дело в том, — сказал я, — что официально она не является моей женой. В определенных случаях я стараюсь поступать максимально осмотрительно.

— Достойно восхищения, — сказал он, постучав карандашом по журналу регистрации. — Зачем вы пришли в дом мистера Бретана и попытались ввести в заблуждение его жену, не назвав свое истинное имя?