– Ну и ну! Как она могла? Или совсем сошла с ума? Я вел ее дела с тех пор, как умер ее муж!

– Не кипятитесь, Эб, – успокоил его Паттерсон. – Когда она сказала мне о другом адвокате, я рассердился не меньше вашего. Убеждал ее, что это ошибка, пока она не объяснила мне причину такого решения. Думаю, вы должны все знать, хотя и выдаю чужую тайну. Она хочет удивить вас: оставить кое-что в наследство.

Уэйдман опустил вилку. От злости не осталось и следа.

– Она сказала, что именно?

– Ей пришлось, потому что я настоял на этом.

Уэйдман кивнул:

– Я запомню это, Крис. Значит, старушка не забыла в своем завещании и меня?

– Раз нам предстоит работать вместе, Эб, я не вижу смысла скрывать от вас то, что знаю сам. Вы получите три картины Пикассо.

Глаза Уэйдмана широко раскрылись. Он редко кому-либо завидовал, но каждый раз, приходя к миссис Морели-Джонсон, не мог оторвать глаз от работ великого художника. Он собрал небольшую коллекцию, но Пикассо у него не было.

– Это правда?

– Я говорю вам лишь то, что слышал от нее. Она пришла к выводу, что вам они доставят больше радости, чем местному музею.

– Однако! – Уэйдман просиял. – Это потрясающе!

– Сказала она мне и кое-что еще, – продолжил Паттерсон. – Она изменила свое отношение к Джеральду Хэмметту, ее племяннику. Оставила ему кругленькую сумму. Точной цифры не знаю, но догадываюсь, число со многими нулями.

Уэйдман слушал его вполуха. Перед его мысленным взором стояли картины Пикассо.

– Не забыла, значит, и единственного родственника?

– Судя по ее словам, нет.

– Ну что ж, тем лучше для него. – Уэйдман накрыл руку Паттерсона своей. – Похоже, нам обоим сопутствует удача. – Он остановил официанта. – Это надо отметить. К птице мы закажем лучшее вино, которое только есть в этом сарае.

Бутылка «Шато Марго» урожая 1929 года обошлась ему чуть дороже ста долларов.

Видя его счастливые глаза, Паттерсон понял, что завещание Бромхеда не будет оспорено.

Бромхед смотрел телевизор, когда зазвонил телефон.

– Джек? – по свистящему дыханию Бромхед узнал Солли Маркса.

– Это я.

– Жду тебя завтра во «Франклине», в шесть вечера. – И в трубке раздались гудки отбоя.

Бромхед положил трубку. Поднялся, выключил телевизор. Постоял, глубоко задумавшись. Просто так Маркс звонить не будет. Джеральда увезли в Лос-Анджелес три недели назад. Или возникли непредвиденные осложнения, или Маркс полагает, что полученные ранее деньги уже отработаны.

Вот тут Бромхед, пожалуй, впервые занервничал. Разумеется, операция намечалась долговременной, и это был бы самый безопасный вариант, но он начал осознавать, что в силу сложившихся обстоятельств ему не останется ничего другого, как ускорить естественный ход событий.

Прикинул, стоит ли посоветоваться с Шейлой, но пришел к выводу, что лучше обойтись без нее. Чувствовалось, что ей нельзя полностью доверять, если дело касалось Джеральда. Пожалуй, она закатила бы скандал, если б узнала, как с тем обошлись. Короче, Бромхед решил переговорить с ней после встречи с Марксом.

На следующий вечер он нашел Маркса в вестибюле «Франклина» с сигарой и бокалом виски. Мужчины обменялись рукопожатиями, и Бромхед присел рядом с толстяком. В этот час в вестибюле не было практически ни души. Бармен-негр принес Бромхеду виски со льдом.

– В чем дело? – спросил Бромхед после его ухода. – Неприятности?

– Ваш протеже выкаблучивается.

Бромхед отпил виски.

– Я заплатил вам десять тысяч, чтобы он ни в чем не знал нужды.

– Совершенно верно, но с той поры прошло двадцать девять дней. Достаточно долгий срок. Хэнк начал уставать. Два дня назад ваш протеже сбежал. Хэнк поймал его на автовокзале. Он как раз садился в автобус, чтобы приехать сюда.

– Каким образом ему удалось удрать?

Маркс пожал плечами:

– Хэнк не может проводить с ним двадцать четыре часа в сутки. Он полагает, что нужен второй охранник. В этом есть резон. Хэнк должен спать. Нанимать второго охранника?

Бромхед осушил бокал. Все ясно. Снова придется платить. Но он напомнил себе, что успех операции принесет ему куда больше денег.

– Сколько?

Маркс глубоко затянулся, выпустил струю дыма.

– Ситуация больно скользкая, Джек. Если ваш протеже вырвется на волю, а он всячески к этому стремится, он может подать на Хэнка в суд за похищение. Так что с вас еще десять тысяч.

– А другой цифры вы не знаете? – резко спросил Бромхед. – Почему всегда десять?

Маркс уставился в потолок.

– Я же говорю, возможны осложнения. Вы хотите надежного охранника, не так ли?

Бромхед понял, что деваться некуда. Теперь его долг возрастал до тридцати двух тысяч, но он полагал, что может такое позволить. Ему и Шейле доставалось гораздо больше.

– Ладно. – Он достал блокнот и выписал расписку еще на десять тысяч долларов. Вырвал лист и отдал Марксу.

Тот внимательно прочитал расписку, затем посмотрел на Бромхеда.

– Вы затеяли большое дело? – Впервые за время их знакомства он проявил любопытство.

– Достаточно большое, – с каменным лицом ответил Бромхед.

Маркс кивнул, убрал расписку в бумажник.

– Хорошо, Джек, о вашем протеже позаботятся, но учтите, ему это не нравится. Я не несу ответственности за то, что он сделает, оказавшись на свободе. Хэнк говорил мне, что пару-тройку раз ему пришлось применить силу, чтобы успокоить его.

– Мы еще успеем подумать об этом.

Маркс пожал плечами:

– Думать придется вам, а не мне.

Бромхед понимал это и сам. Он встал.

– Подержите его еще недельку. А потом я им займусь.

– Когда вы намерены выплатить долг, Джек? – спросил Маркс, глядя на него снизу вверх.

– Не знаю. Спешить мне нельзя. Вы же получаете процент.

– Через три месяца процент возрастает, – пояснил Маркс. – До сорока. Еще через три – до пятидесяти.

– Вы не забываете о своих интересах, не так ли?

– Нет… кроме того, у меня есть люди, которые собирают долги. – Маркс глотнул виски. – Я подумал, что уместно напомнить вам об этом.

– Я знаю, – кивнул Бромхед. – Слышал о них.

До него действительно доходили слухи о головорезах, которых Маркс напускал на должников. Они заявлялись со свинцовой трубой, завернутой в газету, и вежливо предлагали вернуть долг. Если клиент отказывался выполнить просьбу, его превращали в идиота несколькими ударами по голове.