class="p1">– Хотя вы мало знаете обо мне, миссис Кеннеди, Райли многое рассказывала мне о вас.

– Надеюсь, только хорошее?

– Разумеется.

Мать замахала рукой, подгоняя нас быстрее идти в гостиную.

– Идемте же, идемте знакомиться! – И добавила на ходу: – К сожалению, Кайл не приедет, в Африке у него нашлись дела поважнее.

Я почувствовала на себе взгляд Кеннеди, но ничего не сказала.

В гостиной Эбби, моя сестра, отбивалась от своих двухлетних близняшек Наоми и Нины. При виде нас она обтерла руку о платье и встала, чтобы поздороваться.

– Добро пожаловать домой, Райли! Ты мне не говорила, что у тебя кто-то есть.

– Зато теперь ты знаешь, – отозвалась я, обнимая ее. Сестрица подчеркнуто посмотрела на меня с выражением: «Чтоб потом все мне рассказала».

– Счастлив познакомиться с вами, Эбби, – сказал Кеннеди, пожимая ей руку. – Как там дела в филармоническом оркестре? На каком инструменте вы играете?

Я даже зауважала его за такую память.

– Я виолончелистка, – Эбби гордо выпрямилась.

– Изумительно! Вот бы побывать на вашем концерте. – Он снова обнял меня и привлек к себе. – Обязательно как-нибудь сходим.

Сзади незаметно подкралась Оливия.

– Привет, Райли!

С Эбби мы погодки, а Оливия на девять лет моложе.

Я стиснула ее в объятиях.

– Как ты, мелочь?

– Хорошо, – она взглянула на Кеннеди. – А это кто?

– Это мой… хм, бойфренд Кеннеди.

– Кеннеди? – Оливия захохотала. – Серьезно?

– А фамилия Райли! – по-девчоночьи хихикнула мать. Кеннеди явно ее покорил.

– Что? Райли? Да ладно! Обалдеть! – Оливия захохотала еще громче.

– Если вы поженитесь, ты станешь Райли Райли! – добавила Эбби.

О господи!.. Это впервые пришло мне в голову. Оставалось только радоваться, что мы придумали наш роман.

– Или Райли Кеннеди-Райли, через дефис, – услужливо подсказал Кеннеди.

Мама вышла и вскоре вернулась, катя перед собой барную тележку с напитками (теплый сидр и горячее какао). Присев со всеми у камина, маман, к моему ужасу, начала допрос.

– Ну-с, Кеннеди, какая у тебя специальность?

Прежде чем ответить, он взглянул на меня.

Все. Приплыли тапочки к обрыву.

– В данный момент я прохожу тренировку в космическом центре. Я будущий космонавт. Скоро уеду в Хьюстон.

Я закашлялась, подавившись какао.

Господи Иисусе!

Космонавт!!!

Не мог он выбрать что-то более… земное?

Я вспомнила космический центр имени Кеннеди[3] и незаметно усмехнулась: вот, значит, как это пришло ему в голову? Я уже жалела, что не обговорила наши предполагаемые биографии еще в самолете.

Поверив полностью и безоговорочно, мать, сияя от гордости, уставилась на меня:

– Райли! Космонавт!.. Что ж ты мне не рассказала?

Скрипнув зубами, я осклабилась в улыбке:

– Да, я встречаюсь с космонавтом. Просто улет.

Мать снова повернулась к Кеннеди.

– Я еще никогда не видела настоящего космонавта!

– Так я еще и не слетал. Но полечу – упорный труд и настойчивость обязательно окупятся. Сейчас у меня двухлетняя интенсивная программа, а потом, надеюсь, меня отберут в экипаж для очередного полета.

– Но как ты вообще стал космонавтом? Как это тебя выбрали? – спросила мать, ловившая каждое его слово.

Кеннеди рыл себе яму. Я ежесекундно ожидала, что он собьется, но он отбивал любые подачи, не двинув бровью. Я не знала, восхищаться или ужасаться его способности так гладко врать.

– Во-первых, там есть требования к образованию – у меня диплом биолога, а вообще предпочтение отдается кандидатам с научной или инженерной специальностью. Затем, конечно, строгие требования к физическим данным, но окончательное решение принимается после собеседования.

– О, я вижу, что вы их покорили своим обаянием!

– Спасибо, мэм. Руководители центра должны убедиться, что кандидат не только физически пригоден для этой работы, но и обладает достаточной психологической выносливостью. Я уверен, что справлюсь.

– Но если вас отберут в очередной полет, вам же придется туго? – не унималась мать. – Сколько вы пробудете на орбите?

– Среднее время пребывания на космической станции – шесть месяцев, но я готов пожертвовать личным во имя науки. Человечеству еще столько всего предстоит узнать!

Мама, по-моему, еле сдерживала слезы радости.

– О боже, какая прелесть, правда!

Вот когда она пожалела, что не может дописать постскриптум к своему рождественскому письму! Ее уже не заботило, как у меня дела; главное, я встречаюсь с новым Нилом Армстронгом.

– Дочка, ты поедешь с Кеннеди в Хьюстон?

– Мы так далеко не загадываем.

Кеннеди взял меня за руку, переплел пальцы и уставился мне в глаза:

– Мы не форсируем отношений, но Райли знает, что значит для меня больше, чем Луна и звезды.

Так, вот тут меня уже затошнило.

Но мать растроганно вздохнула, приняв все за чистую монету.

Кеннеди продолжал отвечать на вопросы о космической программе так, будто действительно работал в НАСА. Когда все ушли в столовую, где был накрыт фуршетный стол, мы с ним впервые после приезда остались одни. Пламя в камине уютно потрескивало.

– Потрясающее вранье ты ей скормил. Откуда ты столько знаешь про космическую программу? – шепотом спросила я.

– Потому что я был ее участником.

У меня расширились глаза.

– Правда?

– Правда.

– Ух ты! И что произошло?

Кеннеди сделался серьезным.

– Я влюбился. Она не могла или не хотела переезжать со мной в Хьюстон, поэтому я отказался.

Ого!.. Чего?!

– Ты отказался от своей мечты ради женщины?!

Он покачал головой.

– Я никогда не мечтал о космосе, просто люблю трудные задачи. Отец со мной поспорил, что меня нипочем не примут.

– Твой отец спорил против тебя?!

– Как обычно. А я решил доказать, что он неправ. Когда меня взяли в программу, я всерьез хотел попробовать, но моя девушка отказалась переехать со мной, и это облегчило мне процедуру отказа.

Я задала неизбежный вопрос:

– А потом?

Кеннеди поколебался, но ответил:

– Мы расстались.

За углом послышались крадущиеся шаги, и я прекратила копать подоплеку утраченной любви Кеннеди. Он обнял меня за плечи и привлек к себе, как раз когда мать вошла в комнату.

– Ах вы, голубки! Что же вы тут воркуете, когда там бранч стынет?

Кеннеди поцеловал меня в щеку.

– Отлично, я как раз проголодался.

Всякий раз, как он ко мне прикасался, меня охватывал странный трепет, и приходилось постоянно себе напоминать, что все это спектакль.

По случаю наступающего Рождества стол был выдвинут на середину комнаты, а в центре красовался мамин фирменный фруктовый торт. У окна покачивались ростовые фигуры Санты и Миссис Клаус (создавалось впечатление, что мать ограбила витрину «Мейси»).

Вскоре я заметила, что Кеннеди разглядывает коллаж фотографий на стене, где я снята с одним и тем же парнем. Он двинулся туда, желая разглядеть их получше, и я подошла следом за ним.

– Кто этот тип с тобой? –