возможности впиться в эти пухлые розовые губки. Интересно, в этом случае ее глазищи-незабудки наполнились бы отвращением или стали бы знойными от страсти?

Я кашлянул и двинулся на сиденье.

– Так каков же будет твой ответ, Райли? Ты согласна поразвлечься – или робеешь?

Она прищурилась.

– Зачем тебе все это? На мальчишник ты и один прекрасно сходишь, а при минимальном старании сможешь снять подвыпившую простушку-свидетельницу.

– По той же причине, что и ты притворишься, будто у тебя красивый бойфренд: чтобы родаки не доставали.

– Значит, на тебя в семье тоже наседают?

Я кивнул, не пускаясь в дальнейшие объяснения. Не здесь же рассказывать опостылевшую историю моего лопоушества. Блин, я вообще не понимал, чего меня понесло в родные края… Но я взглянул в глаза Райли и ответил то, что, как подсказывала интуиция, ее подкупит:

– У всех есть причины поступать так, а не иначе, Райли.

Она сглотнула. На долю секунды – я бы не заметил, если б моргнул – ее взгляд метнулся к моим губам.

– Хорошо. Я согласна.

* * *

– Это что, шутка?

– Я тебя предупреждала – мамин энтузиазм не знает границ.

Мы подъехали к благообразному двухэтажному дому в колониальном стиле, на который словно кого-то стошнило Рождеством: на заснеженном газоне двигались несколько сотен электронных фигур, сияли гирлянды, хотя был белый день, а из уличных колонок на весь квартал звучала песня «Маленький барабанщик». Словом, дом мамаши Райли был одним из тех престранных рождественских зрелищ, куда обыватели приводят поглазеть своих детей.

– Это не энтузиазм, а… – я покачал головой. – …психоз какой-то.

У Райли вытянулось лицо.

– Понимаешь, папа обожал Рождество, и когда он заболел, мать начала старательно украшать дом, чтобы поднять ему настроение. А когда он умер, она… В общем, с каждым годом она добавляет все новые украшения.

– Извини, я не знал, что твой отец скончался.

Она кивнула.

– Семь лет назад. Рак кишечника. В начале подъездной дорожки установлен ящик с прорезью. Вечерами люди съезжаются полюбоваться рождественской иллюминацией, и многие оставляют пожертвования, которые идут в фонд борьбы с колоректальным раком. Матери так легче. Но я согласна, что это дикость.

Я покачал головой.

– Это не дикость, это круто. Я поспешил с критикой, не зная всей правды.

Райли улыбнулась.

– Совсем как когда прочел мое письмо «дорогой Иде»? Ладно. Сейчас ты познакомишься с моей семейкой, увидишь все своими глазами, мигом передумаешь и не останешься на ужин.

– Кто его знает, посмотрим.

Выйдя из машины, мы постояли на обочине, поставив сумки. Облака натянуло еще по дороге, а снежные хлопья будто удвоились в размерах за последние десять минут, но Райли не торопилась идти в дом. Я посмотрел на нее – она явно нервничала. Я взял ее за плечо, и Райли сильно вздрогнула.

– Извини, – сказала она, – я вся на нервах.

– Вижу.

Глубоко вздохнув, она повернулась ко мне.

– Все, я готова.

Несколько снежинок размером с четвертак приземлилось ей на ресницы, от чего я невольно улыбнулся.

– По-моему, еще нет, Райли.

– Почему?

Я покачал головой.

– Если мы типа парочка, ты не должна дергаться всякий раз, как я тебя коснусь.

– А-а, – она кивнула. – Ты прав, я запомню.

Ее прелестный вздернутый носик порозовел от холода, и Райли плотнее запахнулась в пальто.

Я раскинул руки.

– Иди сюда.

– Чего?!

– Дай я тебя обниму на минутку. Ну, чтобы ты привыкла к моим прикосновениям и не вздрагивала всякий раз, будто тебе за шиворот падает таракан.

– А, точно, это правильно. – Она нерешительно подошла ко мне, и я ее обнял. Через полминуты я почувствовал, что ее плечи расслабились.

Не думая, я поцеловал ее в макушку.

– Тебе хорошо?

Райли кивнула. Не знаю, шампунь это был или ее духи, но до меня долетал аромат чего-то цветочного, и я вдохнул всей грудью, чтобы запечатлеть его в памяти. И как она может так хорошо пахнуть после перелета в шесть утра?

Райли откинула голову, посмотрела на меня, но не сделала попытки отойти.

– А как мы познакомились?

Я улыбнулся.

– Когда спросят, тогда и придумаем. В этом и фишка – будем импровизировать.

Она нервно рассмеялась.

– Меня обязательно разоблачат, я знаю.

– Не разоблачат, если ты отдашь инициативу мне. Райли, ты мне доверяешь?

Она казалась неуверенной, но все-таки кивнула.

Я загляделся на ее губы.

– Что-то я сомневаюсь, что ты сможешь. Ты точно сможешь?

Она сглотнула.

Неужели после полета губы у нее припухли?

Я подумал, не поцеловать ли ее: вдруг позже обстоятельства этого потребуют, а Райли отшатнется? Репетиция была бы очень к месту.

Я коснулся ее щеки. Другая рука сама легла на изгиб бедра – даже через плотную ткань пальто угадывались ее формы. Райли задрожала, когда я медленно наклонился к ней. Мне понадобилась вся сила воли, чтобы не наброситься на нее с жадными поцелуями прямо под окнами ее матери. Райли машинально облизнула губы, и я чуть не застонал. Тепло ее дыхания смешивалось с холодным воздухом, и в этом облачке тумана наши губы сблизились. Господи, как я хотел впиться в этот рот! Я уже готовился это сделать, когда…

– Райли, дочка, это ты?

Глава 4

Райли

Я непроизвольно отпрянула от Кеннеди.

– Мама! – с вымученной улыбкой сказала я, надеясь, что она не заметит моего одурманенного состояния.

Мать глядела то на меня, то на Кеннеди, нерешительно улыбаясь.

– Райли, ты не предупредила меня, что приедешь не одна.

– Сюрприз, – Кеннеди пожал плечами.

– Да, но какой чудесный сюрприз! Входите же, входите, в доме теплее!

Когда мы вошли, мать задержала нас в передней, чтобы Кеннеди повосхищался ее украшениями. В этом году она увлеклась гирляндами и красными бантами там и сям.

В углу Санта на батарейках играл «Джингл-белз рок» и тряс задницей.

– Райли, кто этот красавец? – спросила мать.

Кеннеди протянул руку:

– Кеннеди Райли. Счастлив с вами познакомиться, миссис Кеннеди.

– Я не ослышалась, тебя зовут Кеннеди Райли?

– Чистая правда.

– Боже мой, какое невероятное совпадение!

– Редчайшее, – Кеннеди ухмыльнулся и повернулся ко мне, добавив неожиданно мягко: – Видимо, моя встреча с вашей дочерью была предначертана на небесах. По крайней мере, мне хочется в это верить.

У матери заблестели глаза.

– Очаровательный молодой человек! – заявила она мне. – Кеннеди, а ты давно встречаешься с моей дочерью?

– Уже несколько месяцев, но мне отчего-то кажется – целую вечность. Я с упоением узнаю вашу прелестную дочь все лучше и лучше.

Решив не выходить из роли, я улыбнулась в ответ и сказала, обращаясь к матери:

– Мам, извини, что я тебе не рассказывала.