Для восполнения активности она решила хотя бы походить из одного конца дворика в другой (длина все же была его единственным достоинством), но быстро выяснила, что даже невинное хождение вызывает у мужской части заключенных повышенный интерес. В конце концов Аня пришла к выводу, что гулять даже мучительнее, чем сидеть в камере – во дворе комфортно было только стоять под собственными окнами и по возможности не шевелиться.

От прогулки их наконец-то избавила лисья девушка. Запустив их в спецприемник, она спросила:

– Вы в душ пойдете?

Все дружно взревели, а девушка добавила:

– Только по очереди. Там одна кабинка не работает.

Зайдя в камеру, все засуетились, сгребая в охапку полотенца, шампунь и чистую одежду. Аня подумала, что в любое другое время крохотный вафельный квадратик, выданный ей вместе с постельным бельем, прокуренная сменная майка и кусок мыла показались бы ей сомнительной радостью, но к этому моменту она основательно подрастеряла снобизм. Из всех ее сокамерниц только Майя твердо вознамерилась бойкотировать полумеры и дожидаться дома, как обещала. Она уселась на кровать с лицом мученицы и открыла Ю Несбё.

Собравшись, все столпились у закрытой двери, и Катя громко в нее постучала. Лисья девушка тут же открыла и, оглядев их, повелела:

– Сначала четыре человека.

– Я, я, я! – закричали Анины соседки и выскочили в коридор.

Она замешкалась в камере.

– Вы тогда после них, – объявила ей полицейская и закрыла дверь.

Аня вздохнула и вернулась на свою кровать. Душ откладывался, но у этого была и хорошая сторона – зато она пойдет туда одна. Аня вытянулась на койке и в ожидании соседок слушала звуки, доносившиеся из коридора. Они не возвращались. И без того неторопливое время теперь ползло совсем по-черепашьи. Ане надоело лежать, и она подошла к раковине умыться. Из крана текла восхитительно теплая вода. Аня постояла некоторое время, шевеля под струей пальцами и представляя, что скоро наконец окажется в душе. Потом зачерпнула воду, умылась и, моргая, посмотрела в зеркальную пленку над раковиной.

За спиной в метре от нее стояла Майя. Аня сначала увидела только ее лицо – неестественно белое, с закрытыми глазами – и уставилась на него. В первую секунду она даже не испугалась: смотрела на Майю и ждала, когда та откроет глаза и заговорит. Прошло, кажется, несколько секунд, но ничего не изменилось. Анин взгляд вдруг соскользнул с Майиного лица и выхватил в зеркале сразу всю ее фигуру – и вот тогда Аня почувствовала, как по спине у нее разливается холод.

Майя стояла прямо и недвижимо, как статуя, руки ее были согнуты в локтях, ладони обращены вверх, и только пальцы шевелились. Она словно ощупывала что-то невидимое, но, несмотря на всю плавность ее движений, в них не было ничего грациозного – ее пальцы будто что-то перебирали, шарили в пустоте и жутко, нечеловечески изгибались. Черные волосы стекали по Майиным плечам и груди, заплетались в ее слепых копошащихся пальцах, просачивались сквозь них. Движение ее рук было отталкивающим и гипнотическим одновременно – Аня содрогалась от отвращения, но продолжала смотреть, не в силах моргнуть или отвести глаза.

А потом, словно преодолевая колоссальное сопротивление, она все же оторвала взгляд – и вдруг осознала, что Майины волосы в прямом смысле текут. Они обволакивали ее тело непроницаемым черным коконом, так что видно было только белоснежный треугольник лица, и ниспадали до самого пола, озером распускаясь под ее ногами, – и это озеро медленно, тягуче ползло в разные стороны. От ужаса Аня не могла даже вздохнуть, только по-прежнему завороженно смотрела. Все в Майе, казалось, существует отдельно – ее лицо было умиротворенным и гладким, как маска, казалось, оно вообще не принадлежит ей, и в то же время ее пальцы безостановочно двигались, а волосы струились вниз и растекались по полу – и Аня вдруг поняла, что в следующую секунду это черное густое пятно на полу коснется ее ног. Предчувствие этого было таким невыносимым, что у нее потемнело в глазах – она резко обернулась, почти ослепнув от ужаса и желая, чтобы это закончилось как угодно, только скорее.

Позади нее никого не было. Майя сидела на своей кровати, погруженная в книжку. Солнечный свет заливал камеру, и все было таким безмятежным и спокойным, как утро после шторма.

Аня схватилась руками за край раковины, чтобы не упасть: ей казалось, она сейчас потеряет сознание. Майя подняла на нее глаза, и Аня отстраненно наблюдала, как ужас на ее собственном лице сообщается Майиному.

– Ты что, Аня? Тебе нехорошо? Тебе помочь?

Майя подскочила к ней и, поддерживая за руку, посадила на кровать.

“Я схожу с ума”, – подумала Аня, глядя на Майину ладонь в своей. Пальцы у нее были совершенно обычные.

– Ты сейчас ко мне подходила? – спросила она и сама удивилась, как издалека прозвучал ее голос.

– Что? Когда?

– Вот сейчас, когда я у раковины стояла. Ты подходила ко мне?

Майя бегала по ее лицу тревожными глазами.

– Ты чего, Аня, я же на кровати сидела. Ты возле этой раковины всего пару секунд стояла и вдруг чуть не упала. Что случилось?

– Голова закружилась.

– А почему ты спрашиваешь, подходила ли я к тебе? Тебе что-то померещилось?

Аня помотала головой.

– Может, врача позвать? – спросила Майя. Она все еще держала Аню за руку и смотрела испуганно.

– Нет, нет, мне уже лучше. Просто что-то нехорошо стало. Я посижу немного, и все пройдет.

– Может, чаю? Или воды?

– Все в порядке, просто надо посидеть.

Майя неуверенно отошла и села на свою кровать, но Аня чувствовала, что она продолжает озабоченно поглядывать на нее из-за книжки.

Со мной что-то случилось, думала Аня тем временем. Два кошмарных видения за два дня, одно из которых еще и очевидно наяву, было чересчур. С Аней, в принципе, никогда не случалось ничего подобного. Она была приземленным человеком – без галлюцинаций, экзальтированных озарений и мистических историй, которые любят рассказывать дети на ночь. О том, что сон можно не отличить от яви, она читала только в книжках и никогда в это не верила. То, что за два дня ей померещилось столько чертовщины, пугало ее даже больше, чем чертовщина сама по себе – ведь это свидетельствовало прежде всего о том, что с ней что-то не так.

Аня украдкой бросила взгляд на Майю. В ней, как и в Ире накануне, сейчас невозможно было распознать ничего сверхъестественного. Да и вообще все вокруг казалось обыденным до невозможности: каркасы кроватей, блестевшие на солнце, помятая пачка печенья на тумбочке, разбросанные по Дианиной кровати фломастеры. Ане оставалось только недоумевать, как это место, исключавшее любую тайну, могло породить у нее какие-то видения.

Постепенно ее сердце перестало лихорадочно биться, и Аня перевела дух. Почти сразу же пришел стыд: Аня представила, как пойдет в душ, а Майя будет рассказывать сокамерницам, как она чуть не упала в обморок. Впрочем, обморок был еще не самым страшным – главное, чтобы никто не узнал, что творилось в этот момент у Ани в голове.